Революция - [3]

«Жителям Гельсингфорса избрать временное правительство из лиц, которые действительно уважают закон и право, для которых великое дело нашей родины дорого и которые пользуются, по возможности, доверием всего народа», — прочитал вслух один из обойщиков. — Это как?

— А мы сейчас спросим у товарища с шампанским, — ответил ему другой.

Но агитатор тотчас же засобирался, сделал ручкой и был таков. Говорить лозунги — это одно, а объясняться с глазу на глаз с озабоченным пролетариатом — этак, и побить могут.

— Эй, агитатор, чего приходил-то? — спросил ему вслед Лаури.

— Так всколыхнуть массы, — ответил тот, боком-боком двигаясь прочь. — Меня зовут Александг Степанов, обгащайтесь, коли надо что.

— Например, шампанское?

— Да хоть что! У нас не загжавеет!

Он скрылся в переулке и оттуда сразу же вышел полицай.

С представителем власти все финны вежливо раскланялись, только Тойво сделал ему рожу, но служитель порядка на него не обратил внимания.

— Вот он: лицо, которое действительно уважает закон, — сказал юный Антикайнен, и все отцовские кореша рассмеялись.

— Смышленый парнишка! — заметил Лаури.

— Да, далеко пойдет, — кивнули его товарищи-обойщики.

Взрослые чувствовали себя не вполне уверенно: в разгаре рабочего дня, да без дела. Поэтому они снова обратились к манифесту, вернувшись опять к параграфу за номером 3:

«…хотя мы от всего сердца ненавидим бюрократизм, который за последние годы в нашей стране представлял собой русский элемент… Мы уважаем и любим благородный русский народ… Мы не питаем особенного стремления отделиться от великой России, если мы получим гарантию, что лучшие элементы возьмут в свои руки управление страной, и если ход событий не сделает необходимым такое отделение. Но, во всяком случае, мы требуем, чтобы Финляндия, даже если она останется неотъемлемой частью России была признана особым государством, с правом на полное самоопределение и с правом на собственное законодательство».

Ни у кого по этому поводу дельных мыслей не обнаружилось, поэтому они зашли в переполненный детьми дом к Антикайненам и начали там чесаться за ушами. Такие действия позднее стали называться «участием в революционной деятельности».

Однако этот октябрьский день сохранился в памяти у Тойво на всю жизнь. Конечно, тогда он был ребенком, но именно эта детская искренность осталась с ним навсегда: агитаторы-революционеры, торгующие левым шампанским, участники революционных объединений, тщетно вычесывающие себе головы за ухом в попытках понять непонятное, важный полицай, считающий себя неприкасаемым и мальчишка, принесший в их семью «Красный манифест».

Ему отчаянно захотелось сделаться таким же, быть в гуще событий, все знать, везде успевать. Да и деньги за это получать — ведь не просто так, за здорово живешь, носился этот пацан по городу, распространяя скверного качества бумажки с придуманными кем-то революционными воззваниями. Глядишь, через некоторое время и сам поймешь, о чем же говорится в столь серьезном призыве, если сто раз на дню услышишь.

Житейский опыт подсказывал, что надо поступать на службу в свободную буржуазную прессу. Причем, поступать на руководящую должность. Редактором, например, или, даже, главным редактором. Тогда точно можно оказаться в курсе всех событий и в самом скором времени постичь «Красный манифест» гельсингфорских рабочих, да и прочие «манифесты».

Тойво с сожалением понимал, что в газету работать его, неграмотного, никто не возьмет. Даже продавцом, не говоря уже о редакторе. Поэтому он надеялся, что школа поможет исправить такое положение дел.

Следует отметить, что русская революция не очень повлияла на уклад жизни простых финских работяг. Ну, стали они считаться членами социалистических кружков, потому что сетовали на малую зарплату, высокие цены, чрезвычайную рабочую загруженность, так они и прежде по этим поводам кручинились. Просто раньше это было дело сугубо житейское, а теперь сделалось политическим. Нужны социалисты, или левые радикалы анархических взглядов? Получите! Финляндия не отстает от Империи, у нее тоже свои революционеры имеются.

Всех рабочих, даже самых нерабочих, жандармское управление внесло в кондуиты неблагонадежности и принялось за ними следить. Образовались какие-то специальные агенты охранки, которые за деньгу малую взялись специально развивать революционное движение. Провокаторы, конечно, но так уж веяло время: укради, но стукни. На соседа, на брата, на свата — на всех стучи. Скучная проза начала века. Уже и про прошедшую революцию думать забыли, а бороться с ней продолжали. И возглавили эту борьбу граждане еврейской национальности, которые очень запросто возложили на себя главенство сопротивления, как с той, так и с другой стороны.

Для них что было главное? Деньги. И ничего кроме денег. Или, как справедливо заметили переводчики Библии, «золотой телец».

Евреи, как и прочие национальности, бывают всякие. Но уж так сложилось, что в разного рода революциях — они самые незаменимые люди, потому что умеют этими самыми революциями пользоваться. Бросьте в меня камень, если у разных народов нет своих узкоспециальных характеристик! Кто-то под барабаны пляшет, кто-то подворовывает, а кто-то руководит.