Революция 1917 года и борьба элит вокруг вопроса о сепаратном мире с Германией (1914–1918 гг.) - [60]

Сущность социализма – это «учет и контроль»[585], – провозглашает вождь. И смелыми штрихами набрасывает несколько «форм и способов практического учета и контроля за богатыми, жуликами и тунеядцами»: в одном месте «посадят в тюрьму десяток богачей, дюжину жуликов, полдюжины рабочих, отлынивающих от работы», в другом «поставят их чистить сортиры», в третьем «снабдят их, по отбытии карцера желтыми билетами, чтобы весь народ, до их исправления, надзирал за ними, как за вредными людьми», в четвертом – «расстреляют на месте одного из десяти, виновных в тунеядстве»[586]. Особенно занимает Владимира Ильича мысль о «принудительной организации всего населения в потребительные общества»[587], через которые только и могла бы осуществляться купля – продажа любых продуктов. Он даже пишет проект соответствующего декрета, в полной уверенности, что ничто не сможет помешать его проведению в жизнь: ни противодействие Учредительного собрания, ни война с немцами.

Учредительное собрание в его мыслях уже разогнано. С Германией же Ленин решил заключить сепаратный мир. Всё равно ведь в ближайшем будущем победит общеевропейская революция! Однако сам эту революцию нести в Германию на штыках Ленин не собирается. Отныне никакой революционной войны! Вернее так: «Революционная война держащего власть пролетариата может быть лишь война за упрочившийся социализм». Упрочившийся! А значит: «Сначала победить буржуазию в России, потом воевать с буржуазией внешней, заграничной, чужестранной»[588].

Но говорить об этом во всеуслышанье не стоит. Поэтому ни один из текстов, написанных в финском санатории, не увидит свет при жизни большевистского вождя. В конце декабря 1917 г. он по-прежнему ведет двойную игру, а советское руководство демонстрирует свою готовность к сотрудничеству с Антантой против Германии (хотя само возобновляет переговоры с немцами в Брест-Литовске).

И все же слегка свои карты Ленин приоткрыл. Он сделал это 29 декабря 1917 г., сразу после возвращения в Петроград, в беседе с французом Садулем (Дюма Ильич так и не принял). Вождь большевиков признал, что Россия может уступить грубой немецкой силе и подписать мир, «каким бы страшным он ни был». Конечно, этот мир будет всего лишь перемирием. Россия использует его, чтобы создать революционную армию, которая поможет «пролетариату Центральной и Западной Европы» (т. е. австрийскому и германскому) «избавиться от старого режима»[589].

Однако для Парижа эти успокоительные заверения мало чего стоили. Французов, несших главную тяжесть сухопутной войны, никакое длительное перемирие на Восточном фронте, а тем более мир, заключенный Россией и Германией не устраивали.

Хуже всего было то, что Центральная Рада, на которую в Париже как на антигерманскую силу возлагали большие надежды, откликнулась на приглашение немцев и тоже отправила свою делегацию в Брест. И, в довершение всех неудач французской дипломатии, государственный секретарь США Лансинг отклонил ноту Франции о союзнической интервенции в Сибири.

Теперь французы могли связывать возрождение Восточного фронта только с Доном и Румынией, а также с остававшимися на Румынском фронте русскими войсками генерала Щербачева.

Щербачев ещё в ноябре под давлением французов принял предложение Центральной Рады сформировать из войск Румынского и Юго-Западного фронтов особую Украинскую армию для борьбы с немцами. После начала украино-германских переговоров от этой затеи приходилось отказываться.

Но создание в Румынии армии под русским флагом и во главе с царским генералом неминуемо должно было натолкнуться на сопротивление Советской России. 22 декабря 1917 г. советский главковерх Крыленко приказал русским войскам с оружием отходить из Румынии в Бесарабию. Там они должны были стать бы опорой контролировавшегося большевиками и левыми эсерами Румчерода – Центрального исполнительного комитета съезда советов Румынского фронта, Черноморского флота и Одессы. Но это могло сорвать план румын по захвату Бесарабии. Поэтому румынские власти стали препятствовать передислокации русских войск, находившихся под большевистским влиянием.

31 декабря 1917 г. Ленин узнал о том, что 194-й Троицко-Сергиев-ский полк был окружён румынами, разоружён и отведён в тыл. В ответ по распоряжению Ленина был арестован весь состав румынского посольства и румынской военной миссии, включая посла Диаманди, а Совет народных комиссаров предъявил румынскому правительству ультиматум с требованием немедленного освобождения арестованных русских солдат и гарантий, что подобное впредь не повторится.

Эти действия Ленина являлись грубейшим нарушением международного права и вполне могли бы стать поводом для очень жестких действий Антанты. Но западные державы ограничились коллективным визитом своих дипломатов к Ленину 1 января 1918 г. с требованием освободить румынского посла. Примечательно, что председатель Совета народных комиссаров предписал выпустить румын только 2 января. После того как накануне вечером его автомобиль был обстрелян неизвестными.

Это было первое покушение на жизнь Ленина. По намеку видного деятеля партии эсеров Б.Ф. Соколова оно стало делом рук группы Федота Онипко, эсеровского депутата Учредительного собрания от Ставропольской губернии. Как активный участник революции Онипко в 1906 г. был сослан в Сибирь, откуда бежал во Францию. Там он учился в Сорбонне, ас 1914 г. служил добровольцем во французской армии. В конце 1917 г. Онипко входил в состав Военной комиссии ЦК партии социалистов-революционеров. Его план убийства Ленина был утвержден Военной комиссией, но категорически отвергнут ЦК. После того как о покушении стало известно, Центральный комитет эсеров официально отмежевался от этого акта