Революция 1917 года и борьба элит вокруг вопроса о сепаратном мире с Германией (1914–1918 гг.) - [54]

Несмотря на этот вопиющий факт, английский посол Бьюкинен 14 ноября писал в Лондон: «нельзя заставить истощенную нацию сражаться вопреки её собственной воле», «каждый день, что мы удерживаем Россию в войне против её воли, только ожесточает народ против нас». Зато если мы освободим Россию от обязательств, – продолжал посол, – «а мир будет оттягиваться, или будет куплен на слишком тягостных условиях, национальное чувство обратиться против Германии»[541].

Бьюкенен, таким образом, предвидел, что немцы не удержаться от искушения выставить России «тягостные условия». Это отвечало интересам Англии, поскольку тем самым немцы дискредитировали бы себя в глазах европейских сторонников «мира вничью». С другой стороны Россия, согласно плану Бьюкенена, сполна почувствовав унижение от немецких требований, должна была через какое-то время вновь войти в войну.

Выполнению этого плана мешал Духонин, упорно добивавшийся создания легитимного правительства России, которое вместе с союзниками начнет мирные переговоры. Непокорный главнокомандующий представлял угрозу и для большевиков. Для его смещения в Могилев отправился советский главком Крыленко. Духонин намеревался оказать ему сопротивление, опираясь, прежде всего, на польский корпус генерала Довбор-Мусницкого. Не опустил он руки и тогда, когда выяснилось, что войска Западного фронта единодушно настроены на мир с немцами и противостояние с советскими силами не имеет перспективы. Духонин решил переехать вместе со Ставкой в Киев. Туда же выехала делегация Юго-Восточного союза в сопровождении представителей Донского и Кубанского войск[542].

Большевикам нужно было немедленно расколоть этот наметившийся союз. Поэтому они начали спешно налаживать отношения с Центральной Радой. 16 ноября СНК одобрил заявление Сталина о «передаче некоторых исторических ценностей украинцам» и поручил опубликовать его[543]. 17 ноября состоялся разговор Сталина с представителем Центральной Рады Н.В. Поршем[544]. Характерно, что когда в тот же день Н.Н. Духонин обратился к Центральной Раде за разрешением перевести

Ставку из Могилева в Киев, он получил уклончивый ответ: Генеральный секретариат Центральной Рады решил, что единолично принять такое решение не может и постановил обратиться непосредственно к Центральной Раде. Правда, на другой день Генеральный секретариат всё же решил удовлетворить просьбу Духонина, но обставил её выполнение рядом условий. В частности Ставка должна была разместиться не в Киеве, а в Чернигове или Нежине[545].

Тем временем МИД Англии одобрил иницитиву своего посла в Петрограде. 17 ноября письмо Бьюкинена было прочитано лордом Бальфуром на конференции Верховного совета Антанты в Париже. (Она проходила с 15 по 20 ноября). План англичан одобрил и американский представитель полковник Хауз. Но французский и итальянские лидеры – Клемансо и Сонино были против. У Франции имелся альтернативный вариант – меморандум Фоша «О мерах, которые необходимо принять в отношении России». Его суть состояла в том, что румынская армия составит зародыш сил сопротивления немцам на новом Восточном фронте. К ней примкнут Украина, Дон, народы Кавказа, и находящиеся в России чехословацкие воинские части. Естественно всех их нужно финансировать. Это будут делать англичане и французы. А американцам и японцам нужно занять Транссибирскую магистраль под флагом обеспечения находящегося во Владивостоке военного имущества и отправки его в Москву.

Англичане Ллойд Джордж и Бальфур отвергли план Фоша, поскольку его принятие «бросило бы Россию в объятия Германии»[546]. В свою очередь французы и итальянцы противились сепаратному выходу России из войны. На какой-то момент казалось, что их точка зрения восторжествует. Было решено предложить союзным послам объявить, что их правительства готовы рассмотреть вопрос о целях войны и условиях мира, как только в России появится устойчивое правительство, признанное своим народом.

Утром 18 ноября представитель итальянской военной миссии при Ставке в Могилеве генерал Ромеи получил срочную телеграмму от своего офицера из посольства в Петрограде. В ней сообщалось, что союзники решили освободить Россию от союзных обязательств и предоставить ей возможность заключить сепаратный мир, а пока перемирие[547]. Духонин узнал, что французский генерал Ниссель, старший из представителей иностранных миссий в Петрограде, передал эти предложения генералу Марушевскому для оповещения советского руководства.

Для верховного главнокомандующего это означало, что союзники, пусть косвенно, признали большевистское правительство. Иначе говоря, в России есть власть, признанная на международном уровне. И она хочет прекратить войну – с одобрения союзников. В таких условиях выступать против Совнаркома Духонин не счёл возможным.

Однако уже вечером 18 ноября представители Антанты опровергли «частные сведения» о том, что они, будто бы, не препятствуют заключению Россией сепаратного перемирия. Что же произошло?

Дело в том, что днем в Смольный к Троцкому пришёл американский атташе Джадсон, чтобы обсудить вопрос о перемирии. По сути Джадсон говорил от имени всех представителей стран Антанты. Ведь накануне, 17 ноября, он встречался по этому поводу с англичанами Бьюкиненом и Ноксом, а также главой французской военной миссии генералом Нисселем