Революция 1917 года глазами современников. Том 2 (Июнь-сентябрь) - [42]

Ошибка социалистов всех времен состояла в том, что они занимались только одной стороной хозяйственной проблемы, именно распределением. Социалистическая мысль никогда не могла обнять тесной связи между распределением и созиданием ценности. Социалисты думают, что можно распределять как угодно богатство, производимое человечеством, и что при этом количество производимого не изменится. Тут и кроется опаснейшее заблуждение. При современном положении вещей мир производит приблизительно то количество различных ценностей, которое ему необходимо для пропитания и существования. Если резко понизить те побудительные причины, которые заставляют человечество трудиться, нехватка неизбежна. Каковы эти побудительные причины? Для всякого, кто не хочет закрывать глаза на действительность, это ясно: побудительная причина напряженной деятельности человечества это - человеческий эгоизм. Человек усиленно работает потому, что его материальная жизнь находится в некотором соответствии с количеством или качеством его труда. Капиталист создает новое предприятие потому, что он будет получать больше дохода и, следовательно, иметь всю ту власть над жизнью, которую дают деньги. Рабочий работает больше и лучше потому, что он выработает несколько лишних рублей и будет лучше питаться и чаще ходить в кинематограф. Можно очень возмущаться тем, что повышенный труд капиталиста будет оплачен сотнями тысяч, а повышенный труд рабочего десятками рублей. Однако, основываясь на инстинкте личного эгоизма, мир все-таки существует, сводит концы с концами, одни живут хуже, другие лучше, но никто не умирает с голоду. Что же получится, если мы эту пружину эгоизма выдернем из игры? Если количество и качество труда не будет отражаться на личном существовании трудящегося? Если, сколько бы человек не работал, как бы ни ухищрялся, на какие выдумки и изобретения ни пускался бы, все равно он получал бы одну и ту же отмеренную порцию «благ» без всякой надежды на ее увеличение? Например, человек получает пятьдесят пудов с десятины, работая лениво. Если он усиленно будет работать, то может получить и сто пудов и сто пятьдесят. Станет ли он усиленно работать, если он твердо знает, что все равно у него хлеб заберут, а ему оставят только «продовольственную норму», которая не увеличится и не уменьшится оттого, сколько он выработает хлеба на своей земле? Какой смысл молодому инженеру просиживать ночи над каким-нибудь изобретением, переживать то, что называется «муки творчества», если его изобретение не дает ему ни одного лишнего гроша, кроме положенного ему жалования? Зачем ему гореть, зачем мучиться, когда гораздо легче, покойнее и приятнее идти по проторенной дорожке, сделанной прежними поколениями. Из сказанного можно заключить, что если остановить действие «пружины эгоизма» и не заменить ее ничем другим, то мир остановится в своем развитии и даже не остановится, а пойдет назад. В конце концов эта пониженная производительность человечества, эта апатия людей, которые не надеются на лучшее, непременно приведет к мировому голоду и мировому краху. Но если мир базируется на эгоизме, то непременным следствием этого положения является неравномерное распределение. Ведь именно благодаря тому, что существует неравномерное распределение, что существуют богатые и бедные, личный эгоизм и оказывает свое действие, ибо у самого бедного не отнята надежда, что в силу своей жизнедеятельности, он станет получать и зарабатывать больше, чем другие такие же бедняки. Этим общим стремлением к обогащению, к увеличению своего заработка или дохода поддерживается энергия человечества. Равномерное же распределение, так называемое «социальное равенство», убьет в корне эту побудительную причину.

Следовательно, люди, которые мечтают все же об этом социальном равенстве, но которые вместе с тем понимают, что ослабление мировой человеческой энергии грозит катастрофой, должны найти какой-то другой стимул, какую-то другую пружину человеческой деятельности вместо личного эгоизма. Надо, чтобы люди работали также энергично, также усердно, хотя бы для них лично такой усиленный труд не давал ясно ощутимых результатов. Другими словами, надо сделать так, чтобы люди трудились для других с той же энергией, как они трудятся для себя.

К этой огромной задаче, переработке человеческой природы, нельзя подходить сразу. Нелепо и глупо проповедовать какому-нибудь нашему мужичку, полуголодному и абсолютно неграмотному материалисту, что он потому должен стараться получить с своей десятины не пятьдесят пудов, а сто, что всему миру от этого станет лучше. Безумно предполагать, что такой мужичок станет трудиться вдвое и втрое для того, чтобы его лишних пятьдесят пудов расползлись по всему миру между миллиардным населением человечества, а следовательно, ему, мужичку, от его пятидесяти пудов осталось бы, может быть, ползернышка. Бог с ним, с этим зернышком. Если я от тяжкого моего труда получу только зернышко, то пусть лучше я буду вырабатывать свою «продовольственную норму», да и больше ничего, какое мне дело до всего мира! Вот реальный, неизбежный ответ, который жизнь дает утопистам.