Революция 1917 года глазами современников. Том 2 (Июнь-сентябрь) - [33]

Тогда это чрезвычайно усилит позицию ленинцев. Мы ни в каком случае не должны были дать им возможность одержать эту победу. Это не подлежит никакому сомнению.

Мы считаем необходимым поддерживать Временное правительство, - и мы не могли, не должны были отдать улицы Петрограда в распоряжение партии, стремящейся низвергнуть Временное правительство.

Раз на улицу высыпали люди с знаменами, выражающими недоверие Правительству, должны были отовсюду появиться знамена с доверием ему.

Это совершенно несомненно.

Каким же образом мы могли сделать эту ошибку?

Мы хотели заострить манифестацию только в одном направлении, в направлении того, что объединяет всю революционную демократию в ее борьбе за мир, в ее борьбе с контрреволюцией, в ее борьбе за осуществление основных революционных лозунгов.

Мы хотели 18 июня продемонстрировать единство революционной демократии, а не ее раздоры и разногласия. Мы надеялись, что на призыв к революционному единству откликнется огромное большинство революционной демократии, и что среди наших знамен, зовущих к этому единству, потонут ленинские знамена, стремящиеся это единство разрушить. И поэтому мы звали к доверию и поддержке Советам и не говорили ничего о Временном правительстве. Но революционная демократия не оценила серьезности момента, в своем большинстве она не явилась совсем на манифестацию, а в остальном сыграла большую роль сорганизованность ленинцев. И в итоге получилась видимое единство революционного Петрограда в том направлении, в котором мы должны были колебать его самым решительным, самым беспощадным образом. Манифестация 18 июня превратилась в манифестацию недоверия Временному правительству.

Конечно, желательно было избежать всеми силами уличного столкновения противоположных манифестаций, но не такой ценой!

Лучше было, пожалуй, совсем не устраивать общей манифестации, лучше было предоставить ленинцам устроить исключительно свою манифестацию, но нельзя было оказывать всем своим весом, всем своим влиянием фактическую поддержку ленинцам в их лозунгах.

Это была несомненная ошибка, которую всей своей дальнейшей тактикой мы должны исправить и исправить, возможно, скорее.

Рабочая Газета. 1917,20 июня. № 85.

Чернов В.М. АНАРХИСТВУЮЩИЙ БЛАНКИЗМ

«Невероятно, но факт». Вся история с демонстрацией-выкидышем 10-го июня может быть резюмирована в немногих словах: большевизм на подмогу к анархизму.

Казалось бы, что общего между ними? И разве можно, принципиально рассуждая, придумать два понятия до такой степени противоположные, как большевизм и анархизм?

Большевизм есть русская разновидность бланкизма с резко выраженным стремлением к явочно-захватным, но преимущественно политическим методам действий: к захвату власти, к установлению диктатуры. Весь пафос большевизма - это «экзальтация идеи» сильной власти, идеи железной, дисциплинированной организации. Вся внутренняя фракционная жизнь большевизма, вся его история ведь также была историей организационной концентрации и централизации.

Анархизм, наоборот, есть крайняя экзальтация противоположной идеи: групповой, кружковой и порой даже индивидуальной самочинности. Анархизм ненавидит больше всего именно диктатуру, именно твердую, централизованную власть. Всякая дисциплина ему непереносна. «Захватное» начало мило анархизму, но только тогда, когда оно аполитично, проявляется преимущественно в области экономической и обходит издали всякую власть, чураясь ее, как чумы, как заразы.

Сближение анархизма и большевизма есть поэтому сближение совершенно противоестественное. И оно не могло привести ни к чему иному, кроме выкидыша.

Как оно состоялось? Конечно, на почве совершенно негативной - на почве общей оппозиции к «третьему лицу». Не объединяясь ничем положительным, большевики и анархисты в Совете р[абочих] и с[олдатских] д[епутатов] толкались друг к другу одинаковостью вражды. Вместе пробуя атаковать позиции большинства и обвиняя последнее в «угашении» святого духа революции, вместе они терпели и поражения. А, быть может, ничто так крепко не спаивает, как сообща понесенное поражение и как поражением порожденная одинаковая жажда реванша. Здесь молчаливое «блокирование», здесь безмолвное, но выразительное «соглашение» поддерживать друг друга и помнить, что «враг нашего врага нам поневоле друг», входило в свои права с силой непреоборимой.

Эта внутренняя объективная логика самой жизни, эта стихийная логика борьбы оказалась сильней всякой субъективной логики, всяких теорий, всяких доводов разума.

Конечно, для большевиков - настоящих, убежденных большевиков - есть какой-то логический «знак препинания» в том, что в своем выступлении они как будто подхватили дело, начатое анархистами. Недаром «Правда» конфузливо заявляет, что для них «случай с выселением анархистов из дачи Дурново был только случайным внешним поводом». Однако «случайно» именно в цитадели большевизма - Выборгском районе - этот «случайный внешний повод» привел к беспорядочной вспышке ряда частичных стачек.

И большевистская газета сама сознается, что ее организация попыталась было противостать движению, но безуспешно. «Наша организация обратилась к рабочим не начинать вразброд этих стачек.