Ревизия командора Беринга - [34]
— И имущества пускай не лишают без суда справедливого!
— И войну заводить чтоб с общего совета...
— Да что писать-то, ваши сиятельства?! — в отчаянии воскликнул Степанов. — Про головы али про войну сначала?
— Экий ты дурак, братец! — вздохнул Дмитрий Михайлович. — Слухай, что Василий Лукич диктовать будет, а Андрей Иванович штилем правильным обрабатывать…
— Нихт! Нихт! — закричал Остерман. — Дело это так важное, что за иноземством своим я вступить в него не смею!
— Полно тебе, Андрей Иванович! — укорил его Василий Лукич. — Вице-канцлерскую должность тебе иноземство справлять не мешает, так и штилю тоже от него порухи не будет.
Остерман поупирался ещё, но деваться некуда было. Наконец заскрипело перо Степанова, записывая:
«Чрез сие наикрепчайше обещаемся, что наиглавнейшее моё попечение и старание будет не токмо о самодержавии, но и о крайнем и всевозможном распространении православные нашея веры греческого исповедания; такожде по принятии короны российской в супружество во всю мою жизнь не вступать и наследника ни при себе, ни по себе никого не определять; ещё обещаемся, что понеже целость и благополучие всякого государства от благих советов состоит, того ради мы ныне уже учреждённый Верховный Тайный совет в восьми персонах всегда содержать и без оного согласия:
1. Ни с кем войны не всчинять;
2. Миру не заключать;
3. Верных наших подданных никакими податьми не отягощать;
4. В знатные чипы, как в стацкие, так и в военные сухопутные и морские выше полковничья ранга не жаловать, ниже к знатным делам никого не определять, а гвардии и прочим войскам быть под ведением Верховного Тайного совета».
Остерман замолчал, задумавшись. Перестало скрипеть и перо Степанова. Слышны были только шаги в коридорах Лефортовского дворца.
— Каб головы-то не секли, не записали ещё? — спросил князь Алексей Григорьевич Долгоруков.
— Да-да! — вспомнил Остерман. — Пиши: «У шляхетства живота, имения и чести без суда не отнимать».
— И чтоб вотчины и деревни, — добавил Василий Лукич, — не жаловать; в придворные чины, как русских, так и иноземцев, не производить...
Записали и это. Подумав, запретили Анне Иоанновне и государственные доходы в расход употреблять, и при этом наказали всех в «неотменной своей милости содержать». Кажется, ничего не забыли...
Теперь подписывать письмо надобно было. Решили, что подпишут его только шестеро прежних верховников. Первым перо протянули канцлеру Головкину. Зажмурил глаза князь и подписал... Остерман снова отнекиваться стал, но и его заставили подпись поставить.
«Кондиции» были готовы. В Митаву везти их Василий Лукич Долгоруков и Михаил Михайлович Голицын вызвались. Ещё, по настоянию канцлера, припрягли к ним и родственника Головкина — генерала Леонтьева. Остерман своих родственников включать в делегацию не просил, за неимением таковых в России...
Только к утру и управились с государственными делами. Потирая кулаком слипающиеся глаза, отправился князь Дмитрий Михайлович в залу, где собрались сенаторы, члены Синода и генералы.
— Надобно сегодня торжественное молебствие сотворить в честь повой матушки-императрицы! — сказал Феофан Прокопович, когда было объявлено об избрании Анны Иоанновны.
— Погодь маленько... — остудил его Голицын.
— Чего годить-то, ваше сиятельство?
— Отдохнуть надо малость... — зевая, ответил князь.
Так и закончилась эта ночь, 19 января 1730 года.
Историческая ночь...
В два часа, крикнув: «Запрягайте сани! Хочу ехать к сестре!» — отбыл в неведомую страну внук Петра Великого император Пётр Второй, а к утру пало и русское самодержавие... Казалось тогда, что пало оно навсегда...
3
О смерти государя Беринг узнал в Великом Устюге. Вот уж воистину — рок. Уезжали, когда умирал Пётр Первый; возвращались, когда помер Пётр Второй...
Красив и печален был засыпанный снегом древний город. Во всех церквах служили заупокойные молебны, скорбный колокольный звон плыл над замерзшей Сухоной. Красивые двухэтажные особняки, вставшие на набережной, смотрели своими окнами в белую даль заречья...
Стоя у облицованной изразцами, покрытыми диковинными цветами, жарко натопленной печи, Беринг тяжело вздохнул. Три года назад, разговаривая с Даниилом Мессершмидтом, дивился Беринг интересу к самым незначительным новостям из Петербурга, а сейчас... Сейчас и сам бы дорого дал, чтобы разузнать, что происходит там. Что за странная судьба предприятия — ехали в Сибирь навстречу неведомому, и назад возвращаются тоже навстречу неведомому...
Медленно и цепко переступая ногами, как будто шёл по накренившейся в шторм палубе, Беринг прошёл к столу, заваленному картами.
Славно потрудились лейтенант Чириков и мичман Чаплин. Хотя и не задерживались нигде, возвращаясь из Охотска, но офицеры каждую удобную минуту использовали для сведения на карты произведённых во время экспедиции вычислений. Сейчас записи в судовом журнале превратились в зримые очертания континента...
Пять лет назад Беринг мечтал хотя бы взглянуть на такие карты, теперь они лежали перед ним, но Беринг не знал, те ли это карты, которых ждут от него.
— Благодарю вас, господа офицеры! — прерывая затянувшуюся паузу, сказал он. — Великий труд совершён нами, и хочу надеяться, что сей труд будет вознаграждён начальствующими лицами... Мною уже составлен рапорт в Адмиралтейств-коллегию о производстве всех в следующий чин. Дай Бог осуществиться нашим надеяниям...
Ермак с малой дружиной казаков сокрушил царство Кучума и освободил народы Сибири. Соликамский крестьянин Артемий Бабинов проложил первую сибирскую дорогу. Казак Семен Дежнев на небольшом судне впервые в мире обогнул по морю наш материк. Об этих людях и их подвигах повествует книга.
Сейчас много говорится о репрессиях 37-го. Однако зачастую намеренно или нет происходит подмена в понятиях «жертвы» и «палачи». Началом такой путаницы послужила так называемая хрущевская оттепель. А ведь расстрелянные Зиновьев, Каменев, Бухарин и многие другие деятели партийной верхушки, репрессированные тогда, сами играли роль палачей. Именно они в 1918-м развязали кровавую бойню Гражданской войны, создали в стране политический климат, породивший беспощадный террор. Сознательно забывается и то, что в 1934–1938 гг.
Выдающийся поэт, ученый, просветитель, историк, собиратель якутского фольклора и языка, человек, наделенный даром провидения, Алексей Елисеевич Кулаковский прожил короткую, но очень насыщенную жизнь. Ему приходилось блуждать по заполярной тундре, сплавляться по бурным рекам, прятаться от бандитов, пребывать с различными рисковыми поручениями новой власти в самой гуще Гражданской войны на Севере, терять родных и преданных друзей, учительствовать и воспитывать детей, которых у Алексея Елисеевича было много.
Новая книга петербургского писателя и исследователя Н.М. Коняева посвящена политическим событиям 1918-го, «самого короткого» для России года. Этот год памятен не только и не столько переходом на григорианскую систему летосчисления. Он остался в отечественной истории как период становления и укрепления большевистской диктатуры, как время превращения «красного террора» в целенаправленную государственную политику. Разгон Учредительного собрания, создание ЧК, поэтапное уничтожение большевиками других партий, включая левые, убийство германского посла Мирбаха, левоэсеровский мятеж, убийство Володарского и Урицкого, злодейское уничтожение Царской Семьи, покушение на Ленина — вот основные эпизоды этой кровавой эпопеи.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В юности душа живет, не отдавая никому отчета в своих желаниях и грехах. Что, например, страшного в том, чтобы мальчишке разорить птичье гнездо и украсть птенца? Кажется, что игра не причинит никому вреда, и даже если птенец умрет, все в итоге исправится каким-то волшебным образом.В рассказе известного православного писателя Николая Коняева действительно происходит чудо: бабушка, прозванная «птичьей» за умение разговаривать с пернатыми на их языке, выхаживает птенца, являя детям чудо воскрешения. Коняев на примере жизненной истории показывает возможность чуда в нашем мире.
Остров Майорка, времена испанской инквизиции. Группа местных евреев-выкрестов продолжает тайно соблюдать иудейские ритуалы. Опасаясь доносов, они решают бежать от преследований на корабле через Атлантику. Но штормовая погода разрушает их планы. Тридцать семь беглецов-неудачников схвачены и приговорены к сожжению на костре. В своей прозе, одновременно лиричной и напряженной, Риера воссоздает жизнь испанского острова в XVII веке, искусно вплетая историю гонений в исторический, культурный и религиозный орнамент эпохи.
В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.
Повесть о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году в городе Орехове-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова.
Исторический роман о борьбе народов Средней Азии и Восточного Туркестана против китайских завоевателей, издавна пытавшихся захватить и поработить их земли. События развертываются в конце II в. до нашей эры, когда войска китайских правителей под флагом Желтого дракона вероломно напали на мирную древнеферганскую страну Давань. Даваньцы в союзе с родственными народами разгромили и изгнали захватчиков. Книга рассчитана на массового читателя.
В настоящий сборник включены романы и повесть Дмитрия Балашова, не вошедшие в цикл романов "Государи московские". "Господин Великий Новгород". Тринадцатый век. Русь упрямо подымается из пепла. Недавно умер Александр Невский, и Новгороду в тяжелейшей Раковорской битве 1268 года приходится отражать натиск немецкого ордена, задумавшего сквитаться за не столь давний разгром на Чудском озере. Повесть Дмитрия Балашова знакомит с бытом, жизнью, искусством, всем духовным и материальным укладом, языком новгородцев второй половины XIII столетия.
Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».
Автор книги Борис Алмазов не только талантливый писатель, но и известный деятель казачьего движения , атаман. Поэтому в своем новом романе он особенно колоритно и сочно выписывает детали быта казаков, показывает, какую огромную роль сыграли они в освоении сибирских пространств.
Роман Александра Бородыни «Крепостной шпион» — остросюжетный исторический детектив. Действие переносит читателя в российскую столицу времён правления императора Павла I. Масонская ложа занята поисками эликсира бессмертия для самого государя. Неожиданно на её пути становится некая зловещая фигура — хозяин могучей преступной организации, злодей и растлитель, новгородский помещик Иван Бурса.
В увлекательнейшем историческом романе Владислава Романова рассказывается о жизни Александра Невского (ок. 1220—1263). Имя этого доблестного воина, мудрого военачальника золотыми буквами вписано в мировую историю. В этой книге история жизни Александра Невского окутана мистическим ореолом, и он предстаёт перед читателями не просто как талантливый человек своей эпохи, но и как спаситель православия.
Иван Грозный... Кажется, нет героя в русской истории более известного. Но Ю. Слепухин находит новые слова, интонации, новые факты. И оживает Русь старинная в любви, трагедии, преследованиях, интригах и славе. Исторический роман и психологическая драма верности, долга, чувства.