Ревет и стонет Днепр широкий - [18]

В это время перед особняком Шульгиных на углу — как раз против окон в апартаменты Василия Витальевича и в апартаменты Александра Яковлевича — стоял автомобиль командующего округом. Мотор машины не был выключен — она стояла в полной готовности доставить на предельной скорости офицера для особо важных поручений, штабс–капитана Боголепова–Южина, на телеграф, к прямому проводу в ставку.

В машине, как всегда, сидели два младших офицера штаба — поручики Александр Драгомирецкий и Иван Петров. Драгомирецкий еще со вчерашнего вечера был пьян и никак не мог протрезвиться, сколько ни прибегал к нюханию белого порошка. Он беспокойно спал на заднем сиденье автомобиля, завалившись навзничь и похрапывая открытым ртом. Петров поглядывал в открытые окна то к Василию Витальевичу, то к Александру Яковлевичу. Но взгляд его был как бы отсутствующий, сосредоточенный в себе. Похоже было, что поручик Петров решал в эту минуту: не послать ли ему к чертям собачьим всю эту муру и не попроситься ли назад на фронт, хотя бы и в «ударный батальон смерти»? Ей–же–ей, лучше уж окопы с вшами и вой снарядов над головой, чем вся эта чертова путаница и дьявольская неразбериха!..

3

А слева от шульгинского особняка — сразу за углом Кузнечной, из окон дома № 5, принадлежащего председателю киевского филиала «Императорского российского технического товарищества», всеми уважаемому в городе старому инженеру Пятакову, — в эту минуту слышался шум спора и неистовые крики. Это спорили, как и всегда при обсуждении политических вопросов, и ругались между собой — тоже как всегда — младшие Пятаковы, пятеро братьев: Сашенька, Мишенька, Ленечка, Юрочка и Ванечка. Сашенька, то есть Александр Леонидович, принадлежал к «октябристам» — партии крупного национального капитала; Мишенька, то есть Михаил Леонидович, — к партии «народной свободы», сиречь кадетов; Леонид и Юрий — к социал–демократам; а беспартийный Ванечка, самый младший, был просто за абсолютную монархию.

Александр Леонидович, известный на всем Правобережье специалист по оборудованию сахарных заводов, гудел басом: артикуляция у него была плохая, дикция нечеткая — и потому с улицы через окно трудно было разобрать, что именно он говорит. Однако уже по самому его тону можно было судить, что высказывался он солидно и авторитетно, как старший среди братьев, и язвительно — как вообще принципиальный противник любого вольнодумства, тем паче ниспровержения основ.

Михаил Леонидович — тоже весьма преуспевающий инженер (одет он был в форменный сюртук с петличками министерства путей сообщения) — говорил приподнято, звучным баритоном, коим и прославился более всего на губернских концертах филантропических обществ. В голосе его звучала неподдельная радость.

— Я очень рад, Сашенька, что мы с тобой наконец приходим к согласию: только объединение всех передовых слоев русского общества может гарантировать нашему отечеству победу на фронте и спокойствие в стране, только это может удержать Россию от разрухи и упадка. Именно с этой точки зрения Государственное совещание в Москве может…

Но его прервал истерический вопль самого младшего из братьев, несовершеннолетнего Ванечки. Будущий инженер, а ныне студентик в тужурке с красными кантами Петроградского института гражданских инженеров, завопил тенорком, давая к тому же петуха в конце каждого вскрика:

— Вы все предатели!.. Вы все действуете в интересах немецких шпионов!.. Всем вашим партиям дорога только на виселицу!.. Я всех вас ненавижу!.. Россия требует помазанника божьего!..

— Болван! — гаркнул Александр Леонидович своим рокочущим басом, — Не лезь, пожалуйста, когда разговаривают старшие!..

И в комнате что–то грохнуло — то ли Александр Леонидович трахнул кулаком по столу и свалил вазу с цветами, то ли несдержанный и горячий «младороссиянин» Ванечка швырнул в старших братьев стакан с чаем.

Тогда присоединился голос и Юрия Леонидовича. Юрий Леонидович был непревзойденным оратором и умел подбирать не только слова, но и интонации на любой случай жизни. Он заговорил ласково и умиротворяюще:

— Господа! Милые мои братья! Мы с вами не на общегородском митинге, а всего лишь за семейным чайным столом. Давайте же обсудим все спокойно. Тем паче, что я забежал на одну минутку и еще не завтракал сегодня. Я совершенно согласен с тобой, Сашенька, и с тобой, Мишенька, что Государственное совещание имеет свой смысл — в интересах общегосударственных. С этой точки зрения объединение всех прогрессивных сил русского общества весьма целесообразно, и хотя мы с вами принадлежим к партиям, непримиримым в своих взглядах, однако мы с Леонидом, как социал–демократы…

— Пожалуйста, — послышался голос Леонида Леонидовича, — прошу, хотя бы за семейным чайным столом, говорить только от своего собственного имени, а не от всей партии! Тем паче, что у нас с тобой тоже разные взгляды относительно вашего дурацкого Государственного совещания!

Он, кажется, хотел еще что–то добавить, но неукротимый Ванечка помешал ему.

— Вот видите, вот видите! — завизжал Ванечка. — Они в одной партии, но взгляды у них разные! Вот чего стоят все ваши партии! Политиканы! Политические спекулянты!.. Ненавижу!