Ретенция - [9]

– Да, спасибо.

– Мы в вас верим, мистер Коулман, – последние слова Поша перед тем, как он встаёт и уходит.

Я тоже медленно поднимаюсь и выхожу. В голове нервом натянуты несколько мыслей о том, что делать дальше. «Какое вообще дело президенту самой большой Корпорации до меня? – встревоженно думаю я. – Может, Пош всё врёт, чтобы меня как-то взбодрить? – проносится следующая мысль. – Да вроде Пош не такой человек. Во всяком случае не замечал за ним такого».

Я следую дальше по коридору, направляясь в сторону нашей лаборатории. Ворох тревожных мыслей продолжают вертеться в голове. Я не боюсь ответственности, нет, напротив, я хотел бы повышения, но сейчас оно меня пугает. Опыта ещё совсем мало в моей практике. Да и если само высочайшее руководство обратило на меня внимание, значит, должность ответственная. «Или, быть может, им нужно найти крайнего, – всплывает в сознании, – человека, на которого можно будет свалить неуспех всего проекта. Вот и нашли молодого и неопытного меня. И всё! Конец карьере! Скажут, что опростоволосился, и уволят в лучшем случае, а ещё ведь и в тюрьму посадить могут за какое-нибудь нецелевое расходование выделенных средств. Никому не докажешь, что деньги тратил на дело, а что-то пошло не так». Глаза мои бегают по полу, когда я пересекаю входной проём, ведущий в лабораторию.

Последующие несколько часов невероятно утомительны, в голове копошатся мысли. На Агафии лица нет. Она держится молодцом, выдержки ей не занимать, сама ещё одолжит тому, кто попросит. Но бледность и лёгкая рассеянность выдают её внутреннее смятение. Она старается мне даже улыбаться, когда я спрашиваю, где взять тот или иной передатчик сигналов из мозга.

Сегодня у нас по плану подключать к вискам и лбу миниатюрные электроды, которые воспринимают сигналы мозга и могут передавать их на любое устройство, в котором есть выделенный приёмник. На следующей неделе нам предстоит опробовать электроды – передатчики мыслей из мозга в действии на тяжёлых летательных аппаратах. В Корпорации тестируют новые типы разведывательных манёвренных воздушных судов. Они хотят, чтобы пилоты управляли ими силой мысли.

– Как ты? – выдерживаю я дружественный тон, обращаясь к Агафии, когда Тод и его напарник Блэйн отходят в конец лаборатории за электродными платами.

– Ты о чём? – спокойно спрашивает Агафия, закрепляя шилообразный тонкий электрод прямо посередине макушки головы белой лабораторной крысы, обездвиженной миорелаксантом.

– Ну, эээ, – тут я понимаю, что не знаю, как именно подойти к теме. – Ну я о словах Поша…

– Всё в порядке, Трэй, руководству виднее.

– Ты серьёзно? – недоумеваю я.

– Абсолютно, – отрезает Агафия. – Лучше помоги мне зафиксировать электрод.

Я умолкаю и беру крысу за шею двумя пальцами одной руки и тут же перехватываю крохотный затылок её черепа свободной кистью. В воздухе запах палёной кости. Агафия трепанирует животному череп, чтобы добраться до мозговой ткани. В колледже я всегда ненавидел экспериментальную нейрохирургию, но здесь без неё никак. Чтобы зарегистрировать активность отдельных клеток мозга и сравнить с сигналом, подаваемым на внешние электроды, нужен доступ к живым тканям. Со времён двадцатого века ничего лучше этого изобрести так и не удалось. Надеюсь, когда-нибудь исследователей и врачей перестанут учить на живых организмах, а оставят их симуляции.

Тод недобро косится на меня из-за соседнего стола. Ему уже почти тридцать. Возможно, у него уже есть первые признаки седины, но они не заметны на фоне соломенного цвета его коротких волос. Он с самых первых дней в проекте. Я ему всегда не нравился. Он здоровый и крепкий, работящий. Я щуплый, обычный парень, да ещё из самого поганого района Мингалоса, который никто частью города-то не считает. Теперь, после того как объявили, что я могу возглавить лабораторию, Тод должен вообще меня возненавидеть. «Мне ещё нет девятнадцати, он зрелый человек. Я работаю не больше двух с половиной лет в проекте. Он с самого первого дня. Меня хотят назначить начальником лаборатории. А его даже не повышают в должности старшего лаборанта. Что-то здесь не так, – рассуждаю я, отворачивая нос от палёного запаха. – Хотя нет же! – Вдруг врывается мысль. – Я же единственный, кто обучался по новой усовершенствованной программе по нейронаукам, спонсируемой Корпорацией! Вот, наверное, почему меня повышают».

Эта мысль ненадолго меня успокаивает. Мой желудок перетягивает на себя фокус внимания. В животе утренний синтетический творог успел перевариться или не перевариться, а разложиться на молекулы, чёрт его знает. Я вообще не понимаю, как может усваиваться такая еды. Но мы, как крысы, загнанные в трюм корабля, едим всё, что есть. Скоро обед, это не может не радовать.

Я иду в переговорную, там уже заканчивают свои приготовления официанты. Мы едим всем отделом вместе. Для каждого отдела на этаже накрывается свой стол, общих столовых нет, за исключением холла в центральном здании, который иногда, по очень важным дням, превращают в банкетный зал. Только в такие дни сотрудники из разных отделов могут видеть друг друга. На одном из таких застолий по случаю празднования дня рождения Корпорации в октябре прошлого года мы и познакомились с Кристини. В тот вечер мы с ней буквально столкнулись лбами и с тех пор уже почти восемь месяцев вместе. Она похожа на ухоженную куколку. Изящная, немного строгая. У неё выращенные идеально ровные брови, ещё мне кажется, она как-то себя генно-модифицировала. Её кожа слишком уж светлая, почти молочного цвета. Мать Кристини занимает высокий пост в Плазмиде. Иногда Кристини дозволяется чуть больше, чем остальным сотрудникам её отдела.