Республика - победительница - [52]

Но через несколько лет после победной сентябрьской кампании к делу вернулись. Только теперь уже на правительственном уровне (потому что более ранние торги, касающиеся Мадагаскара, велись неофициально). Парижу сообщили, что Польша готова купить Мадагаскар, причем, за весьма приличные деньги (родом, естественно, от предоставленных Польше англо-американских кредитов). Франция, у которой после войны с бюджетом дело обстояло не лучшим образом, предложение приняла. После заключения трансакции Морская и Колониальная Лига превзошла сама себя: на организованных ею маршах сторонников польских "колоний" никогда ранее еще не было таких толп, слушающих столь пламенных речей. Выходили специальные издания газет и журналов. Газетчики бегали по улицам городов и вопили: "колонии для Поооо…", "наш Мадагаскааа…." И "Польша колониальная держаааа…".

Предугадать, что в связи с этим колониальным приключением будет масса хлопот и расходов, было несложно. Только Польше хотелось попробовать, как это на вкус быть "колониальной державой". Так что даже если она чего-то и предугадывала, то тихонько. Одни лишь левые вслух критиковали польские колониальные планы, осуждая их как "абсурдные" и "нерациональные". Несколько уж слишком громогласных критиков, которые в своих филлипиках продвинулись до личных выпадов против правящих, на пару недель очутилось в Березе, и через какое-то время критика притихла.

Выплату сумм за Мадагаскар разложили на многолетние части, несколько успокоили британцев и американцев, которые открыто возмущались, что все свои кредиты Польша получила не на такие цацки – и колониальное приключение можно было уже начинать. Добытые у Германии суда повезли на Мадагаскар польских солдат в только-только спроектированных и пошитых тропических мундирах и в белых пробковых шлемах с орлом. Из Гдыни в первую очередь выплыло несколько десятков будущих колониальных администраторов и около тысячи поселенцев. В большинстве своем – если не считать горстки фанатов – бедных как церковная мышь крестьян с Кресов, которые были готовы искать лучшей жизни где угодно, лишь бы только не было прямо так ужасно, как там, откуда они были родом. Они еще не знали, что ждет их на Мадагаскаре. Евреев было немного: те, кто уже решился на эмиграцию, явно предпочитали Палестину.



На церемонии передачи власти над островом, проведенной с громадной помпезностью в Атананариве (перекрещенном в Новый Краков), присутствовали Смиглы и Бек. Мазурку Домбровского (польский национальный гимн, "Еще Польска не згинела…") спели, ужасно калеча польские слова, к радости собравшихся польских официальных лиц, местные дети, специально дрессированные для такого события.

Тем временем польские военные гарнизоны разместили в ключевых местах острова, для этого пригодились покинутые французами казармы. Горстка польских пионеров, поселившихся на острове в тридцатые годы, должна была служить новым поселенцам проводниками.

Названия наиболее важных местностей с огромной радостью менялись. Таматаву перекрестили в Пилсудчицу, Амбатондразаку – в Град Бенёвского[70] (ведь Бенёвице, согласитесь, звучало бы глупо), Манакару – в Польскую Волю, а на название города Антсирабе "ИЕК" объявил конкурс. Поступали разные предложения – Мальгашское Гнезно, Железобетонная Воля, Заморская Лехия, Национальное Деяние, Южные Крестоносице, Варшава-Колония, Новый Радом, Янов Собеский, Большие Казимежице и Владиславово Ягеллонское, но окончательно выбрали знакомо звучащие Теплице по той причине, что в окрестностях имелись горячие источники. После недолгих раздумий к названию прибавили еще слово "Польские".

Вот Фианаранцуа переименована не была – Республика постановила таким вот образом отдать должное предприятию мальгашского народа мерина, который возвел этот город в XIX столетии в качестве одного из своих культурных центров: название "Фианаранцуа" означает "хорошее обучение". Но, как и в каждом мадагаскарском городе – в обязательном порядке – главным улицам дали имена Пилсудского и Бенёвского.

В мальгашских школах были введены обязательные уроки польского языка. Несчастные юные мальгаши учились бормотать "Сhrząszcz brzmi w trzcinie"[71] и петь Богородицу, а еще заверять: "не станет немец нам в лицо плевать". По памяти они же перечисляли польских королей.

Дети французских колонистов могли продолжать обучение на родном языке, впрочем, широкие и автономные права мальгашских французов очень подробно определил Акт продажи Мадагаскара Польше. Французские поселенцы и так, как следовало ожидать, массово протестовали против этой сделки. Многие из них выехало во Францию после того, как власть над островом передали Варшаве. Впрочем, польские власти касались их в весьма ограниченных рамках: французские колонисты все так же подчинялись французским законам, французским судам и французской администрации, элементы которой именно для этой цели и оставили на Мадагаскаре. Помимо того, Париж содержал на острове военный гарнизон для защиты собственных граждан. Так, на всякий случай.

Французы учили поляков, как вести администрацию в колониях. А при случае: как презирать туземцев. Вот это как раз трудностей не представляло. Польские офицеры в специально спроектированных тропических конфедератках и светлых мундирах чувствовали себя на острове словно князья, наслаждаясь собственным "цивилизационным превосходством". Их письма в Польшу по тону походили на высылаемые в реальной истории юным Клаусом Шенком фон Штауфенбергом (тем самым, которого сегодня почитают в качестве автора знаменитого, хотя и неудачного покушения на Гитлера) в Германию во время сентябрьской кампании в Польше. А писал он, между прочим, что "местное население – это невероятная чернь", народ, "который хорошо себя чувствует только под кнутом", и что пригоден он может быть исключительно для развития немецкого сельского хозяйства. Поэтому, делал вывод фон Штауфенберг, следует как можно быстрее польские земли колонизировать.