Решающее лето - [138]

— Может быть, ты все же попытаешься?

— Понимаешь, когда я устаю или расстроена, меня это пугает, я теряю всякую способность к чувствам. Все исчезает — любовь, нежность, желание, все краски вдруг гаснут. Это так страшно, знаешь. И тогда меня охватывает ужас и я думаю: «А что, если это навсегда?» Ты тогда кажешься мне совсем чужим, а все слова, которые мы когда-то говорили друг другу, избитыми и фальшивыми… Я вспоминаю все, что было сказано, и не верю ничему. Я сомневаюсь в тебе, сомневаюсь в себе. Сегодня утром, когда я проснулась, я поняла, что это снова пришло. Я постаралась отогнать, убеждала себя, что хочу тебя видеть, что соскучилась, — это правда, я так ждала тебя! Я изо всех сил старалась, чтобы ты не заметил моего состояния. Но ты почувствовал. Ты все увидел, — добавила она с горечью. — От тебя ничего нельзя скрыть.

Я обнял ее.

— Ты такой добрый, — сказала она каким-то странным голосом. И посмотрела на меня печально и устало. — Бог знает, что ты теперь подумаешь. А все мой проклятый язык.

— Мне кажется, что ты просто выразила то, что испытывает большинство влюбленных, но никто никогда не признается в этом. Твой язык опасен, это верно. Он способен убить. Я думаю, что отчасти это погубило Эрика. Он не выдержал твоей ужасной искренности.

— Значит, и с другими такое бывает? — обрадованно вздохнула Элен. — Значит, это вполне закономерно?

— Думаю, что да. Чем сильнее любовь, тем острее бывают моменты отвращения. Но они присущи только ранней стадии чувства, успокойся.

— Трижды в своей жизни я признавалась себе, что люблю, — пробормотала Элен. — Первый раз, когда мне было восемнадцать, — это был мальчишка моих лет, потом — Эрик и теперь — ты. И каждый раз меня охватывало чувство, похожее на панику, словно я совершила нечто непоправимое. Словно шагнула в пропасть.

— Сегодня ты меня совсем не любишь, и это тебя пугает. А сможешь снова полюбить?

— О, да, да, смогу, — неожиданно радостно ответила она с какой-то трогательной искренностью и, приподнявшись на носки, поцеловала меня в щеку. — Тем не менее я должна была тебе сказать. И хотя я в ужасе от того, что сделала, я рада, что высказала все.

Я успокоил Элен, сказав, что из-за меня она не должна впадать в панику, и она снова одарила меня радостным, благодарным взглядом, преобразившим ее до неузнаваемости.

Мы уже были у ворот. Пройдя по усыпанной гравием дорожке, мы вышли на лужайку перед домом. Навстречу нам шел Эван.

Он выглядел франтом в своем сером фланелевом костюме, ярком галстуке и новых сверкающих ботинках. Он улыбнулся мне и пожал руку:

— Хэлло, Клод, старина. Как дела?

Мы вошли в дом. Я поздоровался с миссис Шолто, которая тут же сообщила мне, что Чармиан в кухне. Чармиан, увидев меня, сняла фартук, отдала последние распоряжения прислуге и тут же увела меня в библиотеку.

— Что, — спросил я, — хочешь сообщить мне что-то ужасное?

— Почему ужасное?

— Все без изменений?

— Наоборот, как ни странно, — сказала Чармиан, — лучше, чем когда бы то ни было с той поры, как это случилось. Эван спокоен, ведет себя прекрасно и держится молодцом. — Слезы вдруг брызнули из ее глаз, и она быстро отвернулась.

Чувствовалось, что Чармиан на пределе. Красота ее поблекла, забавная солидность, которую напускала на себя, похожая на подростка Чармиан, исчезла, да и показалась бы теперь неуместной.

— О самых драматических событиях Элен, очевидно, тебе уже рассказала?

— А она не должна была этого делать? Во всяком случае, кое-что она мне действительно говорила.

— Конечно, должна была. Тем более что сейчас обещания хранить секреты ничего не стоят. Мы прощаем маленькие слабости всем, кого любим, не так ли? Во всяком случае, я не брала с нее клятвы хранить мои тайны. Я и сама бы тебе все рассказала.

— Но, кажется, теперь все изменилось к лучшему?

— Совершенно неожиданно. И с тех пор, представь себе, все идет вполне сносно. Очевидно, Хелена все-таки вмешалась.

— Черт возьми, причем здесь Хелена?

— О, не знаю. Мне кажется, она охраняет меня.

— Что за чушь! Неужели ты серьезно веришь, что за действиями Эвана следит кто-то из потустороннего мира?

Чармиан рассмеялась.

— Ну не совсем так.

— Если бы это зависело от Хелены, она давно бы заставила его прыгнуть вниз головой в реку.

Чармиан с негодованием замахала на меня руками.

— Замолчи!

— Прости.

— Постарайся относиться к нему хорошо.

— Сделаю все, что в моих силах, — заверил я ее.

Правда, для этого особых усилий с моей стороны не потребовалось. Идеальный муж и преданнейший из сыновей не смогли бы сравниться сейчас с Эваном: он был образцом самообладания и нежности. Он почти не пил, не уединялся больше в библиотеке, и его мамаше теперь не было надобности «делить с ним его одиночество». После обеда он, миссис Шолто, Элен и я сели играть в бридж, а Чармиан читала детективный роман и слушала радио. Взгляд миссис Шолто, неотступно следовавший за сыном, светился какой-то исступленной надеждой, словно она уверовала в то, что примерное поведение Эвана будет вознаграждено неожиданным избавлением от страшного возмездия, которое его ждет. К Чармиан она была внимательна и по-матерински ласкова, разговаривала с ней тихим добрым голосом. Между ними действительно возникло нечто похожее на симпатию и взаимное уважение, но, подняв глаза от карт, я случайно перехватил взгляд Чармиан, обращенный на свекровь, и прочел в нем горький упрек, а на неподвижном, как у изваяния, лице мелькнуло жесткое выражение.