Решающее лето - [132]

Чармиан буквально падала от усталости. Она сказала, что об этом мы обстоятельно поговорим завтра, когда выспимся и отдохнем: «Понимаете: выспимся и отдохнем!»

А затем вдруг подошла к свекрови, взяла ее за руки и поцеловала ее: «Мне очень жаль. Я понимаю ваше состояние. Поверьте, мне очень жаль».

Я уже не помню всех подробностей этой ночи. Я приготовила чай, и мы еще немного посидели, почти не разговаривая. Затем мы кое-как добрались до постели и легли.

Ты помнишь, какая это была душная ночь? Духота, слишком крепкий чай, треволнения того вечера — все это прогнало сок. Помню, я ворочалась и никак не могла уснуть. А потом забылась, но это был не сон, а скорее дремота: я то и дело просыпалась. В шесть утра я уже поняла, что заснуть не удастся, встала, оделась и вышла в сад. Утро было серое и холодное. Я решила, что если погуляю с полчасика, то потом, может быть, снова усну.

Я дошла до рощи, но было так сыро, что я повернула обратно и пошла к воротам, мечтая встретить хоть одну живую душу какого-нибудь самого обыкновенного жизнерадостного человека. Дорога была пуста. Я выкурила сигарету и быстро пошла к дому. Не успела я пересечь лужайку, как вдруг услышала свист. Я подняла глаза и увидела на балкончике чердака Эвана — он стоял одетый, прислонившись к скату крыши. Приветственно махнув мне рукой, он сказал, что ему захотелось подышать свежим воздухом. Ему не пришлось даже повышать голос, в утренней тишине отчетливо звучало каждое слово.

А потом он сказал: «Хэлло, Нэлл-старушка! — и перекинул ногу через перила балкона. — Если я прыгну вниз, все, пожалуй, будут рады, что так легко отделались от меня. И все будет как нельзя лучше в этом саду».

Элен внезапно умолкла.

— Ну, и что дальше? — спросил я.

— Я посмотрела на фигуру, стоящую на балконе этого нелепого и уродливого дома, в тишине серого, туманного утра, когда все вокруг было еще погружено в сон — да, да, мы действительно были как во сне… и сказала: «А почему бы вам действительно не сделать этого?» — Элен схватила мою руку и судорожно сжала ее. — Понимаешь, я сказала: «Почему бы вам не прыгнуть?»

— А что было дальше?

— Он улыбнулся и вдруг запрыгал на одной ноге. Я испугалась, что балкон рухнет. А он продолжал говорить: «Один прыжок — и я слечу вниз. Попробовать, а?» Я не могу тебе даже объяснить, что я почувствовала в этот момент. Какую-то силу и власть над ним, словно мне ничего не стоило уничтожить его. И еще гордость оттого, что я обладаю такой силой. Я не испытывала к нему неприязни, нет. Этот разговор на рассвете как-то странно сблизил нас, мне вдруг показалось, что мы отлично понимаем друг друга. И, что самое странное, я совсем не презирала его и не испытывала к нему неприязни. Я просто хотела его смерти потому, что считала это справедливым, считала, что так будет лучше для всех. Поэтому я и сказала: «Ну что же вы, прыгайте. Почему вы не прыгаете? Прыгайте, говорю вам, слышите!» Я понукала его, как дрессировщик собаку.

Элен повернулась ко мне, впилась в меня мучительно напряженным взглядом, словно хотела проникнуть в глубину моего мозга и прочесть мысли.

— Ты понимаешь, Клод? Я хотела заставить его покончить с собой. Я пыталась сделать это. Мог ли ты думать, что я такая? В этот момент я подумала: «Что бы ни говорил Клод, но я была виновата в смерти Эрика… А, семь бед — один ответ». Я жалею, что мне не удалось заставить Эвана сделать это.

Губы ее дрожали. Она снова посмотрела на меня, и взгляд ее теперь был почти враждебным. Но она тут же овладела собой и улыбнулась мне почти спокойно.

— И все это было вчера утром? — спросил я.

— Да. Теперь осталось совсем немного. Эван выслушал меня, потоптался на балконе, затем вдруг махнул мне рукой и скрылся в комнате. Я вошла в дом и встретила его на лестнице. Как ни в чем не бывало он сказал: «Дай мне таблетку мединала». Я дала ему таблетки, он вежливо поблагодарил и ушел к себе.

— Ты принимаешь мединал? — спросил я.

— О да. Полтаблетки на ночь. Когда у меня приступы мигрени, это помогает. Эван несколько раз просил у меня мединал, но он на него не действует. Он спит, только когда пьян. Так вот, — снова заторопилась она, — весь день он вел себя вполне хорошо, почти так, как в день моего приезда, и вечером тоже все было спокойно. Но когда ты позвонил, я почувствовала, что должна тебе рассказать. Я поняла, что больше не могу одна нести этот груз.

Она бросила на меня быстрый взгляд, словно чего-то не договаривала. Я подумал: что она скрывает? Гордое сознание, что ей довелось участвовать в чужой трагедии или что ей суждено играть в ней столь роковую роль?

— Ну, что ты думаешь по этому поводу? — наконец спросила она.

— Ты прекрасно знаешь, что Эван никогда не сделал бы этого, — ответил я, — ты знала и тогда.

— Нет, не знала.

— Знала. Если бы ты думала, что он способен прыгнуть вниз, ты бы тут же сама закричала на него и велела сейчас же уйти с балкона. Твоя роль во всей этой истории меня ничуть не тревожит, так и знай. Я не верю тому, что ты на себя наговариваешь…

— Я так рада, — с облегчением вздохнула Элен. — Но не суди о других по себе, Клод, иначе тебя ждут удары.