Решальщики. Развал/схождение - [38]

— Ты полагаешь? Кстати, сколько раз этой дорогой проезжал, а не обращал внимания, что Главк, оказывается, рядом с Загсом квартируется.

— А мне всегда казалось, что оперативник должен знать свою землю как свои пять пальцев, — отпустила подколочку Асеева.

— Не только знать, но и регулярно ее метить, — подтвердил Леонид. — По периметру.

— Я давно замечал, инспектор, что в обществе красивых женщин ваше и без того не выдающееся чувство юмора становится еще более плоским. Тебе, Лёня, следовало бы начать брать уроки остроумия у признанных корифеев. Таких, например, как ваш покорный. Или тот же Брюнет.

— Если у Виктора Альбертовича и есть чувство юмора, то оно весьма своеобразное, — заметила Яна. — И исключительно черное.

— Так это как раз самый сложный жанр! Взять хотя бы наши утренние посиделки: согласитесь, лихо он Пономаренку обоср… хм, пардон, уделал? Кстати, Лёня, помнишь, когда мы с ним предпоследний раз виделись? В день, когда Ольгу Глинскую задержали?

— Допустим. И чего?

— Пономаренко тогда тебя на «пошепчемся» вытащил. И шептались вы, если память мне не изменяет, минут двадцать. Чего он от тебя хотел, наш настоящий полковник?

Этот невинный вопрос отчего-то заставил Купцова «взбледнуть».

— Да так… ерунда.

— А все-таки?

— Предлагал восстановиться в органах. С повышением в должности.

— Вот уж воистину: «К плеши ум не пришьешь», — расхохотался Дмитрий. — Ну да, я надеюсь, ты его изящно послал?

Леонид поймал на себе выразительный, испытующий взгляд Яны и…

…и все равно не смог решиться.

Промолчал.

— Э-э-э! Я не понял? — встревожился Петрухин. — Алё, гараж! Купчина?! Надеюсь, ты не был настолько туп, чтобы…

К счастью Купцова, именно в этот момент в дамской сумочке затрезвонил телефон.

— Слушаю! Представьтесь, пожалуйста… А, поняла. Здравствуйте, Василий Александрович… Даже так?.. Поняла. И как скоро это можно устроить?.. А если вот прямо сейчас? Ну, скажем, минут через сорок?.. Хорошо, так и сделаем. Тогда, если вам не трудно, закажите мне пропуск… Спасибо…

— Кто это был?

— Звонил тот самый следак, Ощурков, — озабоченно ответила Яна. — С его слов, Московцев отказывается от беседы под протокол, настаивая, что сперва ему требуется консультация со мной. Надо срочно ехать в «Кресты».

— Блин! Нет, чтобы полчаса назад позвонить! — раздосадованно крякнул Петрухин. — Когда мы находились на расстоянии пошаговой доступности.

— Так или иначе, но ехать все равно надо.

— Согласен, надо. Вот только… Боюсь, пока мы будем возвращаться и давать крюка через изолятор, эти два брата-акробата наклюкаются до положения риз, и толку от них будет не много.

— Есть такое дело, — согласился Купцов. — Поэтому давай-ка где-то здесь прижмись. Мы с Яной… хм… с Яной Викторовной возьмем тачку. Попробуем убить двух зайцев одновременно.

— Бедные животные. Мне уже их жалко…

* * *

Кафешка, что ныне облюбовали родственнички, была Петрухину известна. В былые служивые годы его здесь неплохо знали и принимали, а порою даже отпускали в долг. Правда, с тех пор сменились (причем не единожды) и хозяева, и персонал, но вот атмосфера и публика остались прежними. Сиречь — непритязательными и даже, отчасти, маргинальными.

Комаров и его свояк сидели за самым дальним столиком, скрытым от сторонних глаз густой, сигаретного происхождения завесой. Стол был уставлен пивными бокалами — как пустыми, так и пока не тронутыми, а в самом центре торжественно громоздилась презентованная Брюнетом, наполовину опустошенная бутылка вискаря. При том, что на стене, прямо над головой Ивана Иваныча висела табличка, предупреждающая о недопустимости распития любого рода напитков, приобретенных вне заведения.

— Да не сочтите за третьего лишнего, а примите за прохожего! — приветствовал собутыльников Петрухин.

— Ты кто? — строго вопросил уже изрядно нагрузившийся свояк.

— А вот и Дмитрий Борисыч! — преувеличенно-радостно вскинулся Комаров. — Собственной персоной. Микола, познакомься! Это… Короче, мой подчиненный. Бывший. Тоже из нашенских. Бывший опер.

— Опер бывшим не бывает, — философически изрек Микола, протягивая лапу для приветствия.

«Лапа» была — что надо, многовмещающая. В такую — давать/не передавать.

— Мудро. Глыбко. Дмитрий.

— Николай Алексеевич.

— Ух ты! Прям как Некрасов!

— Это какой Некрасов? Из Калининского РУВД?

— Да не важно, — отмахнулся Петрухин. — Дозволите присесть?

— Конечно-конечно, — засуетился Иван Иваныч. — Милости прошу к нашему гаражу. Водочки? Или сперва пивка для марш-броска?

— Ни того ни другого. Я за рулем.

— Да ты не переживай, Диман! — успокоил тезка известного поэта. — Если нужно, мы тебя с эскортом да с мигалкой доставим.

— Спасибо, непременно воспользуюсь. На собственных похоронах, — отшутился Дмитрий и нетерпеливо поинтересовался: — Иваныч, ты сказал, что копия постановления уже у вас?

— Само собой. Микола, выдай человеку цидулю.

— Не вопрос. У нас от бывших оперов секретов нет.

Микола вручил Петрухину файловый кармашек с ксерокопией, и, пока инспектор знакомился с текстом, родственнички споро оприходовали еще по рюмочке.

— Ну как? Оно? Ты ее хотел? — смачно рыгнув, уточнил свояк.

— А? Да-да, оно. Спасибо огромное, дружище.