Репортаж из «общества благоденствия» - [5]

В пятидесятых годах мы испытывали недостаток в женской рабочей силе. Приходилось принимать всех, кто носил юбку. Некоторые отрасли промышленности пытались переманивать наших ткачих.

Сейчас, в момент падения конъюнктуры, мы должны сохранить наиболее эффективную рабочую силу. Пожилые становятся обузой. У нас есть молодые работницы, труд которых, разумеется, гораздо более эффективен.

Спустя столько времени — а фирме сейчас 76 лет — наша рабочая сила пришла в такое состояние, что ее можно считать устаревшей. Это произошло потому, что фабрике приходится быть одновременно и благотворительным учреждением, и домом для престарелых».

Мы спросили, нельзя ли как-то перестроить производство, чтобы не сокращать работниц.

Директор Арнберг ответил:

«Во всем мире сейчас перепроизводство. Продукцию невозможно сбыть. Зарплата слишком высока».

Говорит представитель профсоюза

Представительница профсоюзного комитета в Хёганесе на вопрос о том, какими проблемами занимается профсоюз, ответила следующее:

«Раньше часто бывало так, что рабочим платили менее минимальной ставки. Случалось, что они получали в час по три-четыре кроны. Но в последние годы мы за этим следим. Я шесть лет была председателем.

Мы во все вникаем и все пытаемся изменить. Если хорошая и опытная швея не выполняет аккордной нормы, мы немедленно выясняем, нет ли ошибки в хронометраже или повреждений в машине. Иногда все дело в том, что машина имеет устаревшую конструкцию и потому работает медленно.

Если швея не виновата, мы следим за тем, чтобы предприятие выплачивало ей минимальную зарплату... Но если заведующая видит, что все в порядке, то швеям задается аккордная норма.

Если мы с чем-то не можем справиться своими силами, то сообщаем о разногласиях рабочему арбитражу в Хелсингборг.

Предприятие получает государственную дотацию на содержание покалеченных или душевнобольных швей в размере половинного жалованья. Ее называют пособием по инвалидности. И таким образом они могут сохранить работу. Инвалидов всего несколько человек. Чаще всего это душевнобольные. Есть и такие, которые нуждаются в уходе. Они тоже имеют право продолжать работать.

Мы им не говорим, что они получают повременную оплату. Мы им говорим, что они работают аккордно. Если бы они знали, что у них повременная оплата, они бы спали за работой. Они уверены, что работают аккордно. Те, кто получает пособие по инвалидности, вообще не знают об этом. Было бы ужасно, если бы над ними всегда висело, что они уже больше никому не нужны.

Профсоюз ничего не может сделать по поводу закрытия фабрики. Единственное, что мы можем, — это убеждать рабочих, что они должны трудиться изо всех сил, чтобы прилично зарабатывать. И это все.

После закрытия фабрики мы им поможем поступить на курсы переквалификации и получить пособия. При закрытии фабрики, например, им полагается компенсация за увольнение, если они подадут заявление, по 100 крон за каждый проработанный на фабрике год. Эта компенсация — профсоюзное страхование. Оно выплачивается из взносов. Насколько мне известно, работодатели также выплачивают часть суммы.

Я стараюсь напомнить, чтобы работницы читали свои договоры. Мы заставляем их все записывать, когда приходит хронометражист. Надо знать такие вещи, иначе нельзя контролировать заработную плату. Это важно. Но есть работницы, которые вообще не знают, сколько они зарабатывают. Профсоюз, со своей стороны, тоже не в силах за всем уследить. Можно, например, попросить хронометражиста сделать замер не сразу, с ходу, а от начала очередной рабочей операции. Тогда есть время немного поупражняться и заработать больше. Но женщины плохо соображают. Они инертны и не используют своих прав и преимуществ.

«Здесь, у Арнберга, хорошие швеи», — сказал как-то раз управляющий производством. Иногда он приходит на собрание профсоюза и показывает фильм, отснятый во время его заграничного путешествия с женой. Он делает себе, так сказать, небольшую рекламу».

В начале XX века люди жили в Хёганесе в большой нужде и угнетении. Профсоюзное движение разрасталось. В Хёганесской компании люди зарабатывали себе болезни. Силикоз стал обычным профессиональным заболеванием.

Это был маленький город. Все знали всех. Знали и тех, кто угнетал, и тех, кого угнетали.

В 1925 году рабочие компании бастовали три месяца. На три месяца прекратилась работа и замерла жизнь, пока не вышли из игры другие отрасли и под давлением руководства стачку не пришлось прекратить. Это предательство не забыто. Еще и до сих пор можно услышать о том, как рабочие Хёганесской компании были преданы в 1925 году.

Угнетение продолжалось. Но горняки тем и знамениты, что у них настоящая солидарность. Эта традиция была подхвачена шлаковщиками после закрытия шахты. Несмотря на то что на них было оказано сильное давление, они отказывались работать и продержались очень долго.

Раньше горняки и рабочие Хёганесской компании собирались в городском парке и обсуждали тарифные договоры. Каждый раз собиралась большая толпа, и так продолжалось до тех пор, пока не были организованы централизованные переговоры. Обсуждения прекратились, а влияние рабочих было полностью сведено на нет. Это было в пятидесятые годы, и это как раз пример того, как профсоюзный централизм убил деятельность профсоюзов на местах. Впрочем, то же произошло по всей стране.