Репетиция Апокалипсиса - [31]

— Бабушка, а что всё это значило? — неожиданно поддержала Даша вопрос Михаила Давыдовича.

— Да всё просто, — остановилась Галина Петровна. — Таинства, таинства должны быть! Они только ко спасению служат. И если люди в храме не служат, то Ангелы за них это делают. А когда и они уйдут, вот тогда и наступит мерзость запустения…

— Точно, — крякнул Макар.

— Ну, сейчас вы ещё про ИНН и чипы эти несчастные начнёте, — отмахнулся Михаил Давыдович. — Никто ж силой их вживлять не заставляет. Всё честно. Хочешь — ставь, хочешь — не ставь.

— Да чипы-то тут при чём?! Чипы — это последняя стадия! — взбеленился вдруг Макар. — Это уже откровенное признание! А началось всё куда как раньше! Взятку берёшь рукой? — спросил он всех, и ответил сам: — Рукой. А одобрение этому движению откуда идёт?

— Из головы, — быстро сообразил Никонов.

— Из головы, — дотронулся до лба Макар. — Хищение рукой совершается? — продолжал он. — Рукой. Но ведь она не сама по себе. Сначала вот здесь, — он снова дотронулся кулаком до лба, — или не так? Когда не даёшь просящему — рукой, то где твоё решение созрело? А?

— Ты хочешь сказать?.. — начал было Михаил Давыдович.

— Да, — запальчиво перебил его Макар, — я хочу сказать, что клеймо дьявола давно уже у нас. У многих! У большинства!

— А смыть это клеймо… можно? — робко спросила Даша.

— По воле Божьей всё можно, — выдохнул Макар. — Живи по заповедям, само смоется.

— А кровь? — спросил вдруг Никонов и посмотрел на свои руки.

— Кровь? — Макар не ожидал такого вопроса, задумался, но потом уверенно сказал. — Важно, чтобы это не была кровь невинных. Да и не мне судить. Не мне… — он вдруг весь ушёл в себя.

— Про клеймо-то правильно сказал, — покивала Галина Петровна, вновь повернулась к храму и медленно перекрестилась.

— Знаете, — вспомнил вдруг Никонов, — я много вариантов Концов Света в интернете читал. То там вспышка на солнце и всё оборудование остановится, то астероид упадёт, то ещё что-нибудь… И всё к тому, что жизнь, как она шла, продолжаться не сможет. То есть, как бы это правильнее выразиться, я бы назвал это даже не Концом Света, а концом комфорта, который постоянно наращивало человечество. Причём комфорт для немногих за счёт большинства. А Конец Света, по-моему, это что-то другое…

Эньлай, который всё это время молчал, лишь часто оглядываясь на двери храма, позволил себе сказать:

— Если хочешь прочитать будущее, изучай прошлое…

— Конфуций, — тут же определил Макар.

— Конфуций, — улыбнулся Эньлай.

— Прошлое — это урок, — зацепился за мысль Макар, — мы эти уроки очень плохо усваиваем. Если принять за отправную точку мысль Конфуция, то, что с нами сейчас происходит, может быть уроком. От того, как мы его поймём, заучим, какие дадим ответы, зависит… — Он не договорил, потому что до конца не знал, что от этого зависит.

— Мы пойдём в больницу, — заявила Галина Петровна, прерывая все размышления, — к этому мальчику-врачу, может, сможем чем помочь. Я до пенсии всё же медсестрой была.

— Все решили собраться утром здесь же, — напомнил Никонов.

— А я и так приду, — Галина Петровна указала ему на храм. — Священника надо. Настоящего.

— Надо… Настоящего… — повторил за ней Олег. — Где взять?

— Скажите, что мне сделать, чтобы вернуть детей и Наташу? — взмолился вдруг Эньлай и, не сдержавшись, зарыдал.

— Держись, парень, — взял его за плечи Макар, — ещё неизвестно, стоит ли их сюда возвращать. Понимаешь?

— Понимаю, — согласился Эньлай. — Но хочу их видеть!

— А где Аня? — спохватился Никонов.

— По-моему, вон она, — Даша показала на проем в колокольне. — Что она там делает?

— Только этого нам не хватало! — догадался Никонов, и добавил шёпотом: — Щас прыгнет — или у нас есть время?.. Так, я полетел наверх, отвлекайте.

— Постойте, — попросил Михаил Давыдович, — сегодня я должен делать добрые дела. Позвольте, я попробую с ней поговорить.

Никонов посмотрел почему-то на Макара, тот одобрительно кивнул:

— Давай, профессор.

5

— Аня, подождите, я должен прыгнуть с вами, — хватая воздух после подъёма, прохрипел Михаил Давыдович, — обязательно с вами.

— Вам-то это зачем? — холодно спросила Аня.

— Меня тоже не возьмут в рай, — спокойно и уверенно, если не считать сбитое дыхание, ответил профессор. — Точно не возьмут.

Анна посмотрела на Михаила Давыдовича с некоторым интересом. Так смотрят на непонравившуюся картину, на которую всё же надо обратить внимание.

— Понимаю, не верите, — опередил её профессор.

— Вот только психологии не надо, — скривила губы Анна. — Из-за меня покончил с собой человек, с которым я могла прожить жизнь. Понимаете?

— Понимаю, ей-богу, понимаю, — поторопился заверить Михаил Давыдович, и фраза прозвучала фальшиво.

— Ничего вы не понимаете! Потом у меня была куча мужчин. Взвод! Или сколько там — рота! Но они меня не любили! Секс, ужин, взаимное удовольствие — вот, что им от меня было надо. А единственный человек, который меня любил, покончил с собой. Я — ему — должна! — она отбила последние три слова, точно три аккорда в коде.

— Я тоже был поводом, а может, причиной смерти, — несуразно, но зато честно сказал профессор. — И у меня тоже не было настоящей любви. Почти. Я пользовался тем, что под руку подвернётся. Я охмурял таких красивых девушек, как вы, Анна. Студенточек… Цветочки срывал! — Михаил Давыдович обессиленно сел на мраморный пол, привалившись спиной к стене. — Самое милое дело — первокурсниц охмурять.