Репетиция Апокалипсиса - [16]

— Мы так без прибыли останемся, ожидая велений Неба, — отмахивался Иван.

Но старший Лю всегда оказывался прав. Небо к ним благоволило. Во всяком случае, до тех пор, пока они не сели в этот злосчастный самолёт.

Сломаться Эньлаю не позволила Наталья. Лю какое-то время запивал неисправимые ошибки по древнему русско-китайскому обычаю водкой. Смерть девочки и отца, полагал он, лишила его возможности что-то исправить. А Наталья продолжала говорить ему о том, что смерть — это всего-навсего ещё один переход. При этом брала себе в помощь всё того же Конфуция:

— Если мы так мало знаем о жизни, что можем мы знать о смерти? Я тебе ещё Лао Цзы напомню: «Побеждающий других силён, а побеждающий себя самого могуществен».

— Наташа, я устал от этих цитат, отец мне их повторял с раннего детства! Я виновен в смерти ребёнка! Понимаешь?

— Ты виновен в рождении ребёнка.

— Что?

— У нас будет ребёнок, а ты решил, что жизнь уже кончилась.

— Наталья Лю! — вдруг официально и с пафосом заговорил Эньлай.

— Наталья-лю-блю? — передразнила его по-русски жена.

— Наташа… Люблю…

Но вот теперь женщина и девочка стояли перед ним. Он с трудом преодолевал в себе желание потрогать призраки руками. Стал нелепо суетиться, вынимая связку ключей из кармана:

— Сейчас пройдём ко мне, пройдём в дом… — как будто там лежало лекарство.

И одновременно с чувством щемящей сердце безысходности понял — Наташи и детей дома нет. Их вообще нет в этом мире, который сложился вокруг, и теперь ещё надо понять, кто в этом мире призрак, а кто живой человек.

— Проходите, — Лю повернулся уже в прихожей, но в коридоре было пусто. — Ну да, а чего ещё ты ждал? — сказал он сам себе.

Не снимая обуви, прошёл на кухню. И там по старому русско-китайскому обычаю достал из холодильника бутылку водки. Небрежно наплескал себе в чайную кружку и, глотая с отвращением, выпил до дна. Зачем? Русское кино изобиловало подобными сценами, когда герои заливали всё, что происходит у них в душе, с мужественными суровыми лицами. Подошёл к зеркалу в прихожей и поймал себя на мысли, что его обрусевшее лицо мужественного вида не имело. Вернулся на кухню и налил ещё, склонился над чашкой, словно заговаривал водку. И только тогда услышал, как тикают настенные часы. В пронизывающей душу и разум тишине этот звук больше напоминал мину замедленного действия. Сколько ещё «тик-таков» до взрыва? Эньлай поднял глаза и долго смотрел на циферблат, пока смог совместить образ, звук и осознание происходящего в одну цепь — стрелки часов не двигались.

3

«Утро не наступало. После «Джонни Уокера» я проснулся буквально через час. Известная аксиома «сон алкоголика глубок, но краток» работала и на мне. Ну и правильно: я вообще не исключение из правил. Просто я знаю больше других. Намного больше. И не только знаю, но ещё интуитивно чувствую. Но я так и не смог воспользоваться своим знанием. Тут всё просто: идиоты и полудурки, напичканные информацией, которую они принимают за знания, строят адронный коллайдер; праведники идут путём святости и получают знания и свет через открытый парадный вход; а такие, как я, падают на дно, не в силах справиться с собственной избранностью, не чувствуя в себе сил хоть что-то исправить. Господь знал синопсис, но сценарий писало всё человечество, даже такие отбросы, как я… Моя динамическая реприза обертонит как с общей гармонией Всевышнего, так и с какофонией умирающего мира. Эх, как там пел любимый мною в юности Константин Никольский и группа «Воскресение»: «Я добрый, но добра не сделал никому». Но не то чтобы не пытался…

Да что я вам рассказываю! Вы — жертвы комфорта и, в лучшем случае, высшего образования — пустого набора символов, знаков, цифр, фактов — набора, необходимого, чтобы вписываться в систему. Чтобы в рамках определённой вам обществом клетки в зоо-человеко-парке якобы проявлять свою свободу и свои права. В главном же оставаясь ничтожным и глупым рабом этого мира. Я же не нашёл в себе сил вырваться из этого мира и просто ушёл на его окраину. Туда, где он соприкасается с тем, что у вас принято называть небытием. Хотя кто вам сказал, кроме ваших органов чувств, что ваше бытие — это бытие? Тут некоторые фантасты уже додумались до того, что всё человечество — это персонажи большой компьютерной игры. Вот только у кого в руках клавиатура, джойстик или что там ещё? А один фантаст вывел в модной на книжном рынке повести, что бог — это хакер. По такой логике получалось, что хакер проворонил вирусную атаку и теперь ему придётся вычистить, форматировать жёсткий диск. Он хотя и поставил антивирусную программу, благодаря которой можно было спасти почти всё, но вирусы, собственно, так вживались в здоровые файлы, что больные считали себя здоровыми. Иммунитет был только у тех, кто понимал, что окружающая действительность не более чем игра. Что реальность совсем не здесь. Остальные же заражались с упоением и размахом, подгоняя под своё изменённое состояние программу всей системы. Единственное, что теперь ещё мог попытаться сделать бог-хакер, — сохранить хотя бы часть информации. Не помню, чем кончился этот виртуальный апокалипсис, но главное, что удивило меня в этом тексте: хакер-творец так и не озадачился вопросом, кто же был автором вируса? И ни один персонаж в его масштабной игре не озадачился таким вопросом. Зло было виртуальным. Дальше масштабов игры игра не вышла. Мяч не улетал за пределы поля, футболисты забивали в свои ворота, у судьи в кармане были только красные карточки… Когда система начала рушиться, кто-то стал проклинать бездарного хакера, кто-то искать укромный уголок на жёстком диске, кто-то в отчаянном угаре поедать соплеменников, и только немногие оказались по ту сторону дисплея. Потому что уже давно были по ту сторону! На поле играли, игру судили, на трибунах сидели Михаилы Давыдовичи, а я в это время закапывал убитых игроков. Это уже я додумал. А чего ещё ждать от внуков Аристиппа?