Ренегат - [28]

– Когда вы едете?

– Через пару дней.

– Одна?

– Да, как обычно. Я привыкла путешествовать в одиночестве.

– Вы неосторожны. Наймите охрану или хоть слугу.

– Зачем? Я слышала, что Мейорси – одна из самых безопасных стран.

– Была. Но сейчас армия сокращается, множество солдат осталось не у дел, и как пить дать часть подастся в разбойники. Я уж не говорю о том, что здесь по-прежнему не любят магов. Одинокая девушка вызовет подозрение.

– Я вам благодарна за заботу, Джернес, правда. Но я всё же не совсем беззащитна.

– Но вы и не боевой маг.

– Я поеду по большому тракту и буду останавливаться в хороших гостиницах.

– Ну, как знаете. Но всё же подождите хотя бы неделю. Из-за границы должен прийти большой купеческий обоз, поезжайте с ним.

– Спасибо, – кивнула Элана. – Возможно, я так и сделаю.

Они снова замолчали. Голый сад за окном, с торчащими из сугробов деревьями и кустами, казался озябшим и жалким.

– Знаете, – без всякой связи с предыдущим сказала Элана. – А ведь он и в самом деле считает злом всех магов. Даже себя самого.

– Себя самого?!

– Да. Мне всё же удалось кое-что увидеть. Это не воспоминание, а скорее мечта или сон… Смерть последнего мага. И его собственная. Он хотел уничтожить всех до единого магов, тем самым выполнив свою миссию на земле, как он её понимал, после чего убить себя.

Джернес потрясённо молчал. Это до какой же степени фанатизма надо дойти!

– Может, ему там всё-таки ухитрились промыть мозги… – пробормотал он.

– Нет. Этот человек органически не выносит насилия над собой. Вздумай «ястребы» промывать ему мозги, он уничтожил бы их, а не Орден. Я бы скорее предположила, что с ним что-то сделали или попытались сделать с помощью магии, что-то такое, из-за чего он возненавидел всю магию вообще.

– Да нет, магию как таковую он не ненавидел… Знаете, Орден крайне отрицательно относился к самоучкам вроде деревенских ведьм и планомерно уничтожал их. А вот Кондар этого не делал. Известен даже случай, когда он заступился за такую ведьму, когда односельчане попытались её сжечь на волне ловли магов. Так что его ненависть вызывали именно профессиональные волшебники. Но, возможно, ваше предположение имеет смысл. Хотя совершенно непонятно, кто и что мог с ним такое сотворить…

Дверь без стука распахнулась, и вошёл Энсмел. Лицо у него было такое, что Джернес сразу умолк и вопросительно посмотрел на него.

– Добрый день, госпожа Гарсо, – вежливо поклонился Энсмел и повернулся к Джернесу. – Слышали новость? Райвет исчез.

– В каком смысле?

– В прямом. Взяли вчера этот проклятый лагерь. Но его там не оказалось, ни среди трупов, ни среди пленных! И ещё нескольких его офицеров тоже нет.

Джернес помолчал, осмысливая услышанное.

– Сбежали? – предположила Элана.

– Каким образом? Все, кто был в оцеплении, клянутся, что не видели и не слышали ничего необычного… Разве что кое-кто из магов заметил, что накануне в окрестностях лагеря применили заклинание телепортации.

– Кто – известно?

– В том-то и дело, что нет. Но предположить, что Райвет и его люди воспользовались услугами мага…

– А почему бы и нет? – угрюмо спросил Джернес. – Захочешь жить – не то что от мага, от Безымянного помощь примешь. Но кому из магов могло это понадобиться, да и зачем?

– Мы ведь даже не знаем наверняка, их ли это телепортировали.

– Но ведь других версий нет?

Энсмел мотнул головой и присел на стул.

– Но если Кондару удалось пробраться в охраняемую зону, быть может, Райвету так же удалось из неё выбраться? – спросила Элана.

– Кондар – маг, и не из слабых. К тому же у него был Полог, и это не давало возможности проследить за ним или засечь применение магии.

– Что ж, – Энсмел вздохнул. – Разумеется, их будут искать. Хорошо, что хоть с Кондаром скоро будет покончено.

Джернес молча кивнул.

Ему действительно принесли и воду, и мыло, и бритву, и даже сняли цепи, правда, стражников в камеру набилось вдвое больше обычного. А вот про полотенце забыли, и Рыжий вытерся своей старой рубашкой. Он так и не привык думать о себе как о Кондаре, и тем более как о Лейсоне, и начинать в утро казни было поздно. Вода оказалась холодной, хозяева замка сделали для узника лишь то, о чём он просил, и ни граном больше. Стараясь не лязгать зубами, он поскорее натянул на себя новую рубаху, застегнул рукава, зашнуровал ворот. Потом принялся за бритьё, стараясь не обращать внимания на взгляды тюремщиков, подозрительно следивших за каждым его движением. Его так и подмывало спросить, не перепутали ли они бритву с мечом, но он предпочёл не тратить запасы остроумия зря. Всё равно не оценят.

Он всё же порезался, но порез был маленьким и почти незаметным. В любом случае терпеть неудобства осталось недолго. Утешение вышло паршивеньким, но лучшего не нашлось. Когда он отложил бритву и вытер лицо всё той же многострадальной рубашкой, оставив на ней красное пятнышко (Рыжий тут же бросил рубаху в бадью с водой и лишь потом сообразил, что уже через полчаса никто не сможет использовать его кровь), ему снова скрутили руки за спиной. Просить их развязать под честное слово было бессмысленно, оставалось смириться.

Его вывели из камеры. Знакомый коридор, караулка, лестница, переходы… Глаза успели привыкнуть к свету, так что, выйдя во двор, Рыжий не зажмурился, а только прищурился. Холод охватил его со всех сторон, на таком морозе можно было бы обойтись и без палача, просто оставить его простоять часок в одной рубашке, и всё. Двор был аккуратно выметен, посредине возвышался эшафот. Около деревянных ступенек стоял священник в тёмной траурной рясе с серебряным знаком на груди. Лично епископ Сараний, надо же, честь какая…