Рене Декарт. Его жизнь, научная и философская деятельность - [19]
Это открытие, что наше представление о внешнем мире носит субъективный характер (есть представление), по простоте своей напоминающее историю с колумбовым яйцом и, однако, оказавшееся чреватым самыми разнообразными выводами и сыгравшее роль дрожжей в истории европейской философии, – это открытие не принадлежит Декарту. Оно носится в умственной атмосфере эпохи. С полной определенностью формулирует ту же мысль не только старший современник Декарта, Гоббс, который, исходя из нее, с редким остроумием и последовательностью строит чисто материалистическое миросозерцание, но и предшественник Декарта, Кампанелла. Зато всецело Декарту принадлежит другой сделанный им вывод – о природе человеческого духа.
Когда я размышляю о себе и стараюсь выяснить себе свою природу, то, как сказано уже выше, я могу предположить, что впечатления, получаемые мной от моего собственного тела, – галлюцинация. Не могу усомниться я только в том, что я сомневаюсь, что переживаю данное состояние сознания, что я мыслю. Таким образом, существование у меня тела, рук и ног – не необходимое свойство моей природы; необходимым свойством моей природы, тем свойством, без которого я не могу себе себя представить, является только мышление. «Я прежде всего – дух». Переходя затем к рассмотрению природы духа и анализируя то, что представляют собой состояния сознания, Декарт отмечает, что их можно мыслить совершенно свободными от всяких материальных признаков, что они не представляют собой ни «тонкого огня», ни «ветра», как вообразили себе душу многие из его современников, что единственным признаком души, единственным ее свойством, вполне характеризующим ее, является «мышление».
Все это сложное и в значительной степени искусственное построение содержит в себе один ценный вывод. Переводя устарелую терминологию Декарта на современный язык, вывод этот можно изложить следующим образом: единственным признаком, отличающим психические явления от физических в широком смысле слова, является то, что первые носят субъективный характер, что они доступны непосредственно только самосознанию. Всякая попытка передать явления психические терминами, заимствованными из физического мира (изображая «душу» как «тонкий огонь», «ветер» и так далее), ошибочна уже потому, что упускает из виду коренное отличие психических явлений от материальных, состоящее в том, что первые носят субъективный характер и могут быть выражены только в терминах самосознания. Этот вывод, как всякая попытка строгой классификации явлений на основании действительных и существенных признаков, вполне научен и со времен Декарта вошел в научную психологию в качестве прочного ее приобретения.
Исходя из того положения, что первичным элементом нашего познания являются наши душевные состояния, вполне естественно было прийти к чисто идеалистическому миросозерцанию, признать, как это сделал впоследствии Беркли, мир вещей продуктом нашего «я» и провозгласить единственно существующими наши душевные состояния. Но когда ученик Декарта, Региус, указал ему на возможность подобного вывода, Декарт резко ответил ему в письме, что «только лошади или мулы» не могут отличить субъективных состояний, не зависящих от внешних причин (галлюцинаций, сновидений), от состояний, вызванных воздействием внешних предметов. Трудно представить себе, чтобы Декарт в самом деле не видел, какая тесная связь существует между подобным миросозерцанием и его основным положением, но его реализм естествоиспытателя не мог примириться с признанием внешнего мира за простой мираж, за создание нашего «я». Тем не менее, исходя из своего «я», как это делает Декарт, перебросить мост к внешнему миру было совершенно невозможно, и ему пришлось для этого прибегнуть в буквальном смысле слова к «deus ex machina». Последний оказался, впрочем, необходимым и для доказательства основного, «несомненного» положения Декарта. Если возможно, как он это предполагал во время своих «сомнений», что существует всемогущий дух, обманывающий нас и придающий ошибочным и ложным положениям несомненный в наших глазах вид, то нет никаких гарантий, что то, что представляется нам ясно и раздельно, а следовательно, и положение «мыслю, следовательно существую» – есть истина, а не наваждение злого духа. Пришлось поэтому пуститься в чисто схоластический анализ нравственных свойств Божества и признать, что с совершенством Божиим несовместимо, чтобы оно нас обманывало и внушало нам идеи ясные и раздельные, и однако не соответствующие действительности. Доказав, таким образом, на основании существования Бога и Его совершенства истинность ясных и раздельных представлений, Декарт будет впоследствии – проделывая то, что в логике называется кругом – на основании присутствия в нас отчетливой идеи Бога доказывать Его существование. Точно так же Декарт доказывает существование внешнего мира. Немыслимо, чтобы совершеннейшее существо внушало нам отчетливое убеждение в существовании внешнего мира и чтобы в то же время этого внешнего мира не существовало. Читателю, неискушенному в тонкостях метафизики, нелегко представить себе, сколько труда приходится затрачивать метафизику – даже такому гениальному, как Декарт – на доказательство кажущихся простейшими вещей, впадать при этом в постоянные противоречия с самим собой и в конце концов приходить к результатам, ценность которых равняется почти нулю…
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839–1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
В первой части книги «Дедюхино» рассказывается о жителях Никольщины, одного из районов исчезнувшего в середине XX века рабочего поселка. Адресована широкому кругу читателей.
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.