Реликтовая роща - [2]

— Да так, кузнечик… ничего особенного. Может быть, расскажешь между делом об этом месте?

— Давно пора, — с готовностью отозвался геолог, — Не могу больше злоупотреблять твоей доверчивостью.

Павлухин сдержанно и смущенно засмеялся:

— Ты знаешь, я даже на время забыл, зачем мы сюда прилетели. Ошарашило.

Ладуха недовольно хмыкнул, предупреждая поток восторгов, который, судя по всему, собирался излить на него Павлухин. Но тот, видимо, был поглощен новыми мыслями либо оказался более сдержанным, чем выглядел, — во всяком случае, промолчал. Это приятно удивило геолога, и он снисходительно проговорил:

— Да, недурно спланирована наша планета,

И тут же получил то, чего так опасался.

— Еще бы! — с воодушевлением воскликнул Павлухин. — Теперь я понимаю, зачем геологам романтический ореол. Все привыкают к мысли, что вы тут на каждом шагу подвергаетесь смертельной опасности. Невероятно! Если бы люди знали правду, они бы бросили опостылевшие города и толпами ринулись в тайгу, чтобы стать первопроходцами, купаться в славе и получать деньги за турпоходы в курортной зоне.

Это было здорово сказано: дифирамбы наоборот. Ладуха пытался сдержаться, но не сумел — сухо и язвительно сказал:

— Тонко подмечено, очень тонко. Но я, видишь ли, всегда считал, что работа остается работой в любом месте. Турпоход, который мы действительно сейчас совершаем, имеет с нею один общий признак: способ передвижения.

Почему-то шутка задела его за живое, и это было неприятно. Он недовольно передернул плечами, лямки рюкзака жалобно застонали. Павлухин пристыженно молчал, и тогда Ладуха примиряюще добавил:

— Тебе ли не знать об этом — немало, наверное, походил!

— Ну, конечно, я же понимаю, — согласился Павлухин. — Но все-таки у вас чаще бывают минуты, которым можно позавидовать.

— Бывают, — неохотно бросил геолог. — Преодоление и прочая ерунда. Может быть, кто-нибудь и находит в этом удовольствие, но я, к примеру, весь день мечтаю только о том, как после работы искупаться в ключе. В общем, разговор не к месту… Ты лучше вот что скажи, все же кандидат наук: почему же ты пошел черт знает куда, черт знает с кем и черт знает зачем?

Павлухин не очень искренне засмеялся:

— Сразу три черта. Можно бы добавить и четвертого: а черт его знает! В конце концов не это важно. Главное — пошел.

— Для меня важно. Постарайся ответить, — настаивал Ладуха.

— Если серьезно, то нам оказалось по пути. Через день я все равно выезжал бы на базу экспедиции.

— Об этом я уже слышал.

— Тем более, стоит ли повторяться?

Но геолог упрямо молчал, и Павлухин, испытывая внутреннее сопротивление, объяснил:

— Терпеть не могу говорить об очевидных вещах! Растение очень необычно, оно мне незнакомо и… кажется, вообще неизвестно науке. Вполне понятное любопытство — что же тут странного? К тому же, — язвительно добавил он, — я был польщен высоким мнением о моей эрудиции: я все-таки океанолог, а не ботаник.

— Сгодится. Что ботаник, что ты — никакой разницы… — Ладуха помолчал. — Ну, а положим, все это искусная подделка?

Павлухин раздраженно пожал плечами:

— Что за ерунда?! Для подделки сделано слишком искусно. Очень сложно, а значит, дорого. Кому это нужно?

— Может быть, ты успел что-то проверить?

— Когда? При такой-то спешке! Просто у растения очень необычный облик: и листья, и почка, и, наконец, эта шишка с орехами. Признаюсь, один орех я разбил, взял на душу грех. Скорлупа очень прочна, а внутри нет ничего, кроме красноватой пыльцы… Я уверен, это трудно подделать. Хотя, с другой стороны, существование подобной флоры не согласуется со здравым смыслом.

— Почему? Странная окраска?

— Не только. Существенней другое: если они и осуществляют фотосинтез, то наверняка не с помощью хлорофилла. Кроме того, в растении совсем мало воды: самое большее, несколько процентов. Это очень нетипично для растений и вообще для живых организмов, потому что вода, как известно, универсальный растворитель. И…

— Говори, — поторопил Ладуха.

— Я сделал одну глупость… Собираясь в дорогу, поставил ветку в банку с водой. И через полчаса от ветки осталась только дурно пахнущая слизь. Это уже не лезет ни в какие ворота.

— А, черт! — выругался геолог. — О воде я почему-то не подумал. Нелогично: там было очень сухо…

Дорога, шедшая вдоль борта древней речной террасы, свернула вправо, пересекая ключ, струившийся среди зеленовато-серых валунов хилыми, изнуренными жарой струйками, и пошла рядом с руслом по хрустящему галечнику.

— Ну, принес я тебе веточку, — с непонятной настойчивостью гнул свое Ладуха. — Так ведь можно ввести какие-нибудь химические вещества, и вот тебе объяснение и необычного цвета, и дурно пахнущей слизи. Листья и почки? Какой-нибудь гибрид или мутант. Орешки можно закалить. Как видишь, фальсификация вполне допустима и не очень дорога.

— Да что ты, в самом деле! — в сердцах отозвался Павлухин. — Я же не слепой — могу отличить подделку такого сложного объекта!

— Только не вали все на интуицию, — предупредил Ладуха. — Тут я смело даю тебе сто очков вперед.

Павлухин глубоко вздохнул и смиренно сказал:

— Ну, хорошо. Будем считать, что у тебя очень правдивые глаза. И я поверил тебе на слово.