Религия в истории народов мира - [169]

Однако арианство еще долго существовало. Оно распространилось и за пределами империи, его приняли готы, вандалы, лангобарды, позже, правда, перешедшие в католичество.

Арианство было разгромлено, но вскоре появилось близкое к нему учение Нестория (епископа Константинопольского). Несторий учил, что Иисус Христос был человеком, который лишь внешним образом соединился со вторым лицом троицы — богом-сыном, и что поэтому деву Марию следует называть не богородицей, а человекородицей или христородицей.

Ересь Нестория обсуждалась на 3-м Эфесском вселенском соборе (431 г.). Несторианство было осуждено. Однако оно имело очень сильное влияние на Востоке, где издавна господствовали дуалистические религии. На Востоке оно как самостоятельная религия удержалось на продолжительное время, оно играло крупную роль в средневековой Центральной Азии и сохраняется доныне у отдельных мелких народностей (айсоры, марониты в Ливане, "сирийские христиане" в Южной Индии).

В борьбе с арианством и несторианством в IV-V вв. появилось противоположное течение по тому же вопросу о природе Иисуса Христа. Представители этого направления учили, что Иисус Христос не был в сущности человеком, что в нем божеская природа настолько подавила человеческую, что Иисус Христос был в самом полном смысле богом. В нем было не две, а одна природа — божеская. Это учение об "одной природе" Иисуса Христа дало начало монофизитской (от греческого μονος — один, φυσις — природа) секте, основанной епископом Евтихием. Она получила широкое влияние в Восточно-Римской империи в V в. Несмотря на осуждение ее 4-м вселенским Халкедонским собором (451 г.), она укрепилась в целом ряде стран. В этом проявилась борьба этих стран за церковную и политическую независимость от Византии. Армянская церковь, а также копты и абиссинцы (эфиопы) доныне придерживаются монофизитства.

Противоречивость христианской догматики и этики

Сложная история развития христианских общин отразилась на христианской догматике. Возникнув первоначально как небольшая иудейская секта, христианство постепенно превращалось в мировую религию по мере того, как оно удовлетворяло потребности и запросы все новых групп населения, разных этнических и классовых элементов. Это привело к тому, что сама христианская догматика становилась чрезвычайно сложной, путаной и противоречивой. Едва ли найдется в мире другая религия, которая заключала бы столько внутренних противоречий, нелогичности, несообразностей, как христианская. Если оставить противоречия между отдельными евангелиями, как сравнительно маловажный факт, и если ограничиться только основными понятиями христианства, то нельзя не подивиться непримиримым противоречиям, которые мы здесь находим.

Идея всемогущего и всеблагого бога резко противоречит идее страдающего бога, искупающего своей смертью грехи людей.

Та же идея всеблагого, всемогущего бога противоречит идее греховности всего человеческого рода, учению о загробном воздаянии и мучениях грешников. Если бог всеблагой и всемогущий, он должен был устроить к всеобщему благополучию судьбу мира и людей, не обрекая вечной муке людей за то, что он сам же их создал дурными. Догмат о предопределении противоречит церковному учению о свободе воли человека. Всеведущий бог заранее предопределил одних людей к праведной жизни и к райскому блаженству, других — к греху и загробным мукам. Но в то же время, по христианскому учению, воля человека свободна, он сам избирает для себя путь добродетели или путь греха, и за это-то бог награждает одних и карает других. Это догматическое противоречие по-разному, но одинаково безуспешно пытаются разрешить христианские богословы.

Бросается в глаза логическая нелепость христианского догмата троичности бога. Бог един, но в то же время их три: бог-отец, бог-сын и бог — дух святой. Бог-отец посылает своего сына на землю, и тот там рождается от бога — духа святого и женщины. Будучи на земле, этот бог-сын постоянно говорит людям, что он лишь творит волю пославшего его отца, а не свою; он молится своему отцу, прося у него силы, чтобы перенести тяжелую казнь, просит даже избавить его от этой казни. И вот оказывается, что он, и его отец, и святой дух, который тоже является его отцом, оплодотворившим его мать, — все это один и тот же бог. Понять это человеческим умом невозможно. Объясняется же эта путаница просто тем, что составные части пресвятой троицы взяты из разных источников: бог-отец — это еврейский Ягве-Саваоф; бог-сын — это мессия-спаситель, сложный образ которого мы уже выше рассматривали; бог — дух святой — это плерома, отвлеченное божественное начало гностиков, которое ставилось ими неизмеримо выше еврейского бога Ягве и даже отчасти противопоставлялось ему. Беспринципное соединение этих различных идей и дало христианскую троицу.

Многочисленны и другие догматические противоречия и логические неувязки в христианском вероучении.

Эта противоречивость догматов, эта сложная идеология христианства порождены той ожесточенной догматической борьбой между отдельными направлениями, которая сама была отражением борьбы разных классовых сил и интересов, представленных в раннем христианстве. Но массы верующих отнюдь не смущались догматическими противоречиями. И это понятно. Ведь христианство зародилось как религия рабов и угнетенных масс, которым меньше всего нужна была догматика; им нужна была вера в доброе божество, в спасителя, нужно было религиозное утешение. Если вообще в религии эмоциональный элемент обычно преобладает над рассудочным, то в массовых мессианистских религиозных движениях это сказывается особенно резко. Когда же в христианские общины стали вливаться люди иных классов — представители образованного римско-эллинистического общества, пропитавшиеся духом позднегреческой философии с ее утонченным идеализмом, — они принесли в христианство свои интересы и идеи, но связать концы с концами в догматике им не удалось.