Религия - [5]
Один из них ударил ее по голове, заорал ей в ухо, она обернулась и плюнула ему в лицо — слюна ее была красной, с кровью. Пятый человек стоял на коленях между ее ногами, спустив штаны. И все они орали — друг на друга, на нее — на своем пронзительном незнакомом языке. Один из них ковырял пальцем в носу. Они насиловали женщину, вытащенную в полусне из постели, но ухватки у них были как у пастухов, вытаскивающих увязшую в болоте корову: они размахивали руками, сыпали проклятиями, ободряюще орали и давали советы; они не сознавали творимого зла, на их лицах не отражалось ни стыда, ни жалости. Негодяй, стоявший на коленях, потерял терпение, потому что она упиралась коленом ему в грудь и не давала войти в себя. Он выхватил из сапога нож, толкнул ее назад, прицелился и всадил нож ей в сердце. Никто не пытался его остановить. Никто не стал возмущаться. Мать замерла, голова ее запрокинулась. Матиас хотел зарыдать, но весь воздух застыл у него в груди. Негодяй бросил нож, потянулся рукой себе в промежность, сунул в ее тело что-то жесткое и начал двигаться взад-вперед. Должно быть, кто-то из них сказал что-то смешное, потому что все захохотали.
Матиас сдержал слезы, которых не заслужил. Он не смог спасти сестер. Он не оправдал надежд отца. Тело матери осталось на поругание скотам. Один он уцелел, бездомный, бессильный и потерянный. Он очнулся, поняв, что воткнул острие кинжала себе в ладонь. Кровь казалась особенно яркой по сравнению с грязной коркой, покрывавшей пальцы. Боль была настоящей и пронзительной, от нее прояснилось в голове. Мать отказала им в том, что они хотели заполучить даже больше, чем ее плоть, — ее поражение и унижение. Ее поруганную гордость. Желание оказаться рядом с ее душой охватило Матиаса. Желание умереть и в смерти обрести единение с ней, связь, которая казалась ему более ценной, чем сама жизнь. Он прижал кинжал к руке так, чтобы его не было видно. Не испытывая ненависти — хотя клинок до сих пор был теплым, его кровь была холодна, — он погрузился в жестокость, требуя себе свою долю.
Первый насильник дернулся и застонал в животном спазме; остальные одобрительно заворчали, и он поднялся на ноги и покачнулся, путаясь ногами в спущенных штанах. Второй скот опустился на колени, чтобы войти в его мать, а оставшиеся трое щупали ее груди и бедра, возбуждая себя в ожидании своей очереди. Все, кроме второго, посмотрели на Матиаса. Они увидели перед собой всего лишь испуганного ребенка. Со стороны деревни доносился топот копыт — этот звук беспокоил их гораздо сильнее. Зато Матиаса он совершенно не волновал. Тьма залила его изнутри, и он ощутил себя свободным.
Он окунулся во тьму.
После молота и клещей кинжал казался тонким, как бумага, но Матиас дважды проткнул им спину первого насильника, словно его ребра были сделаны из соломы. Негодяй вздохнул; штаны сползли ему на лодыжки. Он упал на четвереньки, выставив голый зад, и уперся взглядом в землю между собственными локтями, дыша тяжело, как измученный жарой пес. Матиас пинком сбил его в грязь и снова окунулся в темноту.
Второй враг возился между разведенными в стороны ногами матери. Он знал, что ему нечего опасаться, пока Матиас не сбил с его головы шапку, не схватил его за волосы и не оттащил назад. Матиас успел заметить в его глазах недоуменное и обиженное выражение, как у ребенка, у которого внезапно отобрали банку с вареньем. А потом он всадил кинжал в повернутую к нему щеку, выдернул и всадил снова. Глаз врага выпучился, выпрыгнул из глазницы и закачался на ниточке. Поднимая и опуская руку — словно работая кузнечным молотом, — он превратил это детское лицо в сплошную рану. Его сжатый кулак пачкался о вопящую маску каждый раз, когда кинжал натыкался на зубы, на язык, на кость. Он снова и снова пронзал дрожащие ладони, которые выставил перед собой враг, пытаясь защититься.
Матиас остановился и стал хватать ртом воздух — он забыл, что нужно дышать. Поглядел на оставшихся трех дьяволов: оказалось, они смотрят на него, разинув рты. Беззвучный крик вылетел из горла Матиаса: сейчас он был больше животным, чем эти твари. Он отшвырнул завывающего ослепленного человека в грязь. Оставшиеся трое попятились, отступая вдоль тела лошади, один из них пришел в себя, достал из-за спины лук. Дрожащей рукой потянул из колчана стрелу, но та упала на землю. Матиас отвернулся и посмотрел на мать, безумие оставило его. Он опустился на колени, взял ее руку и прижал загрубевшие от работы пальцы к своей щеке. Пальцы были еще теплые, и надежда ножом уколола его сердце. Он поглядел на мать, но ее синие яростные глаза смотрели невидящим взглядом. Матиас задыхался, вжимаясь лицом в ее ладонь. Топот копыт ударял прямо в уши, но ничто в мире не заботило его. От этого мира он хотел лишь одного — прикосновения руки матери.
Его голова дернулась от грохота, похожего на раскат грома. Негодяй, пытавшийся зарядить лук, рухнул на землю. Череп его треснул, серая жижа потекла ему на плечи, когда он свалился. Двое уцелевших насильников упали на колени среди струй синего дыма, забормотали как безумные и стали бить лбами в грязь.
Франция, 1572 год. Госпитальер Матиас Тангейзер прибывает в Париж за женой, приглашенной ко двору на свадьбу. Рыцарь многое повидал в жизни: прошел не одну войну, привык убивать и хоронить близких… Но ничто из пережитого прежде не сравнится с тем, что ему предстоит выдержать в эту ночь, 23 августа, – ночь накануне дня святого Варфоломея. Прекраснейшая из столиц мира погружается в кровавый хаос, начавшийся с погромов против иноверцев и быстро превратившийся в войну всех против всех. Посреди безумия и резни Матиас мечется по смертельно опасному лабиринту городских улиц в поисках возлюбленной – и быстро понимает, что неведомый враг уже открыл охоту на них обоих…
Представь себе тьму, во тьме той — стальные прутья, поросшие ржой и вековой грязью. Вдохни адский воздух и осознай, что это запах наказания.Здесь в жилах тюрьмы-монстра текут сточные воды, собравшиеся со всего мира.Это — „Зеленая Речка“.Это — история ее бунта.
Трое ученых из Венесуэльского географического общества затеяли спор. Яблоком раздора стала знаменитая южноамериканская река Ориноко. Где у нее исток, а где устье? Куда она движется? Ученые — люди пылкие, неудержимые. От слов быстро перешли к делу — решили проверить все сами. А ведь могло дойти и до поножовщины. Но в пути к ним примкнули люди посторонние, со своими целями и проблемами — и завертелось… Индейцы, каторжники, плотоядные рептилии и романтические страсти превратили географическую миссию в непредсказуемый авантюрный вояж.
В настоящей книге американский историк, славист и византист Фрэнсис Дворник анализирует события, происходившие в Центральной и Восточной Европе в X–XI вв., когда формировались национальные интересы живших на этих территориях славянских племен. Родившаяся в языческом Риме и с готовностью принятая Римом христианским идея создания в Центральной Европе сильного славянского государства, сравнимого с Германией, оказалась необычно живучей. Ее пытались воплотить Пясты, Пржемыслиды, Люксембурга, Анжуйцы, Ягеллоны и уже в XVII в.
Как же тяжело шестнадцатилетней девушке подчиняться строгим правилам закрытой монастырской школы! Особенно если в ней бурлит кровь отца — путешественника, капитана корабля. Особенно когда отец пропал без вести в африканской экспедиции. Коллективно сочиненный гипертекстовый дамский роман.
Мы едим по нескольку раз в день, мы изобретаем новые блюда и совершенствуем способы приготовления старых, мы изучаем кулинарное искусство и пробуем кухню других стран и континентов, но при этом даже не обращаем внимания на то, как тесно история еды связана с историей цивилизации. Кажется, что и нет никакой связи и у еды нет никакой истории. На самом деле история есть – и еще какая! Наша еда эволюционировала, то есть развивалась вместе с нами. Между куском мяса, случайно упавшим в костер в незапамятные времена и современным стриплойном существует огромная разница, и в то же время между ними сквозь века и тысячелетия прослеживается родственная связь.
Видный британский историк Эрнл Брэдфорд, специалист по Средиземноморью, живо и наглядно описал в своей книге историю рыцарей Суверенного военного ордена святого Иоанна Иерусалимского, Родосского и Мальтийского. Начав с основания ордена братом Жераром во время Крестовых походов, автор прослеживает его взлеты и поражения на протяжении многих веков существования, рассказывает, как орден скитался по миру после изгнания из Иерусалима, потом с Родоса и Мальты. Военная доблесть ордена достигла высшей точки, когда рыцари добились потрясающей победы над турками, оправдав свое название щита Европы.
Разбирая пыльные коробки в подвале антикварной лавки, Андре и Эллен натыкаются на старый и довольно ржавый шлем. Антиквар Архонт Дюваль припоминает, что его появление в лавке связано с русским князем Александром Невским. Так ли это, вы узнаете из этой истории. Также вы побываете на поле сражения одной из самых известных русских битв и поймете, откуда же у русского князя такое необычное имя. История о великом князе Александре Ярославиче Невском. Основано на исторических событиях и фактах.