Религер. Последний довод - [7]

Пухлая ладошка легла на стол, завершая разговор:

— Забирай мальчика, Егорушка. Я распоряжусь, его в течение получаса подготовят.

В ожидании мальчика Егор вышел на улицу, закурил. Выпустил вверх длинную струю дыма, некоторое время наблюдая сквозь сизую дымку кроны деревьев. Зажал в зубах сигарету, достал из внутреннего кармана телефон. Два нажатия кнопок, быстрый набор. На другом конце ответили почти сразу.

— Алло, Николай, — произнес Волков и медленно пошел по узкой дорожке вдоль детского дома, шурша опавшими листьями. — Рудольфовна опять прибавки просит… Да… Да… Нет, проблем не было… Хорошо, думаю, не помешает. Устрой ей поездку на море, как в прошлый раз… Да, в дом отдыха… Да… Хорошо. Увидимся.

Одноглазый отключил связь, вернул телефон в карман пиджака. Хмуро усмехнулся, разрешая внутренний спор с самим собой — как долго директор не будет просить прибавки к сумме взятки. Выходило, что желание получать все больше и больше приходило к Антонине Рудольфовне все чаще и чаще. И без того, ведя двойную бухгалтерию, «почетный педагог» отстроила себе неплохой коттедж в центре города за счет денег, отведенных на ремонт детского дома. Что уж говорить о махинациях с продуктами и имуществом в стенах «Городка». Все это Егор знал и нисколько не обвинял Антонину Рудольфовну — в конечном итоге, именно эта коррумпированность и позволяла религерам получать липовые разрешения на попечительство. А возможность забирать к себе детей в ученичество являлась для всех конфессий залогом уверенного будущего, необходимым условием выживания. Потому работа с детскими домами и интернатами продолжалась в том объеме, в котором потраченные деньги итогом окупались сторицей.

Потому и увеличивающиеся вливания в карман Антонины Рудольфовны не были чем-то из ряда вон выходящим. Конечно до тех пор, пока ее запросы находятся в пределах разумного. Но стоило опасаться того, что после первого же отказа женщина пойдет на шантаж. Зная характер директора, Егор не сомневался, что жадность победит здравый смысл.

Он бросил в один из стоящих у дорожки мусорных бачков окурок, взглянул на часы.

— Молодой человек, — окликнул одноглазого испуганный старушечий голос.

В дверях входа в детский дом стояла пожилая женщина в мятом белом халате, надетом поверх драпового пальто с торчащими из пол нитками. Вязаный платок на шее, седая копна кое-как уложенных волос. Тревожно-изучаюший взгляд выцветших глаз.

— Доброго вам дня, Зинаида Александровна, — Егор позволил себе улыбнуться. — Как здоровье?

Одна из нянечек детского дома, Зинаида Александровна дико боялась приходящих религеров. Считала себя очень набожной, часто причитала и охала. Обычная сердобольная старушка, истово заботящаяся о детдомовцах и стоически терпящая унижение от них же. Волков знал и ее — служение обязывало знать тех, с кем имеешь дело.

— Митенька одет, ждет вас в коридоре, — не обратив внимание на вопрос, еле слышно проговорила няня, отступая вглубь здания.

— Хорошо, — Егор протиснулся мимо старушки. — Не болейте.

И, уже удаляясь по коридору, услышал дрогнувший от нечаянной смелости голос Зинаиды Александровны:

— Вы хоть в бога верите, нелюди?

И лишь дверь захлопнулась, когда Волков обернулся.

Мальчик Дмитрий Беляков, одиннадцати лет от роду, оказался худ и как-то, по ощущениям, колюч. А так же взлохмаченный, злой и хамовитый.

Явно прошедшая через десятки рук, затертая до белесых пятен дутая куртка с надписью «Булз» на спине, висела на Митеньке пузырем. Спортивные штаны китайского пошива, с цветными вставками на голени, не вязались с осевшими гармошкой, грязными полусапожками с разошедшейся молнией. От мальчика пахло влажной тканью и прелостью.

На узком лице мальчика угрюмо горели крупные глаза, смотрящие на мир сквозь призму личной обиды. Митенька был одним из тех, от кого любое учебное учреждение старается избавиться в первую очередь — заядлый хулиган с бурной фантазией.

Ехали молча. Егор уверенно вел джип по скользкой от дождя трассе, изредка бросая взгляд в зеркало, на сидящего на заднем сиденье мальчика. Митенька заинтересованно пялился в окно, беззастенчиво ковыряясь пальцем в носу и вытирая его о кожаный салон.

— Ноздрю не порви, хулиган, — посоветовал ему Волков. Подросток поймал взгляд в зеркале, но даже не смутился. Палец от носа убрал, но с кривой ухмылкой парировал:

— А ты, дядя, вижу, даже мимо носа промахиваешься. Вон, глаз себе выбил.

Егор усмехнулся, утвердительно кивнул. Мальчик насупился и вновь уставился на пролетающий за окном пейзаж.

Джип следовал по дороге в аэропорт. Черным болидом пролетал автобусные полустанки с одинокими людьми. Шелестя шинами, обгонял длинные автопоезда с огромными колесами. Мимо деревенек, мимо заправок и придорожных кафе.

Не все претенденты на послушничество становились адептами. Не все послушники становились служителями. И уж совсем мало кто из служителей достигал высот религиозной иерархии. Но практика набора последователей веры из числа неблагополучных слоев населения пока оправдывала себя, давая наивысший процент результата. Сложно было сказать, кто выйдет из бывшего теперь уже детдомовца Белякова, но то, что спустя полгода парня будет не узнать, Волков знал точно — в Школах умели говорить так, чтобы донести смысл слов даже до самого трудного подростка. А потому воспитывать сейчас Митеньку, вступая с ним в перепалку, не входило в обязанности религера — он должен был просто доставить его наставнику.