Реквием в Вене - [55]

— Ей-богу, Гросс, думаю, что вы что-то уловили. Не «мы должны проститься», а «это, должно быть, бывшая жена». Имея в виду свою вторую жену, Лили. Не подозревал ли он, что именно разведенная жена прислала ему поддельный вызов из Хофбурга? Она могла затеять подобную гадость, ибо, насколько мне известно, у нее плохо шли дела после развода со Штраусом, и Лили винила его во всех своих бедах.

— Вот это, друг мой, наверняка еще одно направление расследования, — изрек Гросс.

Тем временем Берта провела утро в благотворительном заведении в Оттакринге, это было ее первое посещение за долгое время. Дом закрывался на конец июня, июль и август, и молодая женщина помогала убирать на склад книги и письменные принадлежности до будущей осени.

Она была не одинока в своих трудах. Сегодня ей помогала госпожа Эмма Адлер. Их встреча не была случайной: Берта знала, что по расписанию Эмма должна была работать в благотворительном заведении сегодня, и решила, что она может стать возможным источником сведений о тех, кто знал Малера в его студенческие годы в Вене. Ибо если Берту не подводила память, муж Эммы в то время был другом Малера.

Эмма, дочь железнодорожного инженера-еврея, встретилась с молодым врачом, Виктором Адлером, сыном состоятельного предпринимателя из Праги. Они поженились в 1878 году, на следующий год родился их совместный сын Фридрих. Еще через несколько лет медицинской практики Адлер навсегда оставил врачевание, чтобы последовать своему истинному призванию, работе в Социалистическом интернационале. Он действовал в самой гуще австрийского социалистического движения, развил бурную деятельность по организации демонстраций рабочих первого мая и поддерживал из своего собственного кармана значительное издание «Die Arbeiter Zeitung».[71]

Берта и Эмма повстречались в редакции левацкой газеты, поскольку Эмма работала там репортером и переводчиком, в то время как Берта помещала в этом печатном органе многочисленные статьи в качестве внештатного журналиста. Эмма была красивой женщиной, на шестнадцать лет старше Берты, и ей довелось послужить натурщицей не для одного художника, причем она приобрела некоторую известность через алтарное изображение Богородицы Марии для церкви в Аттерзее, курорте озерного края, где проводило отдых семейство Адлеров. Эмма очень любила рассказывать юмористическую историю о том, как, когда завершенная картина была наконец установлена на алтаре, какой-то замшелый деревенский старик на всех углах жаловался:

— Это ж Адлерова жена, а вовсе на Матерь Божия!

Через два года церковь сгорела дотла после того, как в нее ударила молния, и единственным спасенным предметом оказалась эта картина, ставшая с тех пор чем-то вроде священной реликвии для обитателей деревни, перед которой молились о чудотворном заступничестве.

Но в Эмме не было ничего чудесного или сказочного. Она была одной из самых глубоко приземленных женщин, которых только знала Берта.

— В последнее время нам не хватало ваших статей, — упрекнула ее Эмма, после того как они обменялись последними новостями и Берта поделилась с ней радостным известием о своей беременности. Разговаривая, они продолжали укладывать буквари в решетчатые ящики.

— Мне пришлось больше помогать Карлу в конторе, — оправдывалась Берта.

— Надеюсь, не за счет своей карьеры.

— Конечно, нет, — заверила ее Берта, не будучи совершенно уверенной в этом сама. — Это не канцелярская писанина. Карл опять занялся уголовным правом и расследованиями.

— Так мы и поняли. — Эмма не пустилась в дальнейшие объяснения, но Берта предположила, что до нее каким-то образом дошли слухи о расследовании Карлом серии убийств в Вене в прошлом году. — Какое-нибудь увлекательное дело на сей раз?

Берта как раз рассчитывала на это любопытство со стороны своей старой приятельницы.

— Малер, — прошептала Эмма, когда Берта покончила со своим рассказом, — такой странный маленький человек.

— Совершенно верно. Сколько мне помнится, вы когда-то были друзьями.

— Виктор был. Я сталкивалась с ним всего несколько раз. Но Виктор — кладезь историй о Малере. — Эмма улыбнулась. — Конечно, это было столько лет назад, когда мы все были молодыми и богемными. Это было примерно в ту пору, когда мы с Виктором встретились впервые, в 1878 году. Он учредил «Вегетарианское общество» — мы все были большими почитателями Вагнера и его утверждения, что вегетарианство может спасти мир. Мы так отчаянно хотели тогда спасти мир самыми прямыми доступными средствами. — Она покачала головой, стирая пыль с обложки одной книги перед тем, как положить ее в ящик. — С тех пор мы узнали, что мир сам по себе немного более сложен. Иногда он даже не хочет спасения. Беспощадный мир. — Госпожа Адлер звонко рассмеялась.

— Я надеялась, что либо вы, либо Виктор могли бы рассказать мне о друзьях Малера в то время.

— Ага, определяете круг подозреваемых из его прошлого? — догадалась Эмма. — На самом деле рассказывать особенно нечего. Они собирались в жалком грязном ресторанчике-подвале на углу Валлнерштрассе и Фаненгассе… «Рамхартер». Точно, так он назывался. Боже, я столько лет не вспоминала этот полутемный холодный кабачок. Я несколько раз сопровождала туда Виктора на тошнотворные ужины, но мне быстро стало ясно, что эти ах-такие-прогрессивные мужчины не изъявляют желания иметь в своей среде женщину. Тем не менее именно там я впервые встретилась с Малером. В те дни он щеголял бородой, такой огромной, мохнатой. Должно быть, юноша полагал, что с ней выглядит старше своих лет. В ту пору ему было лет восемнадцать-девятнадцать. Но уже тогда он был чрезвычайно высокого мнения о себе.