Проговорив эти слова, Гоша вроде случайно отвел в сторону полу своего пиджака, продемонстрировав присутствующим — а в первую очередь Анне и Никите — большой пистолет в нагрудной кобуре.
Анна испуганно взглянула на Никиту. Гоша и двое братков — Вадик и Олег Сорвиголова — не сводили с Никиты глаз.
Оглянувшись по сторонам, Никита сплюнул себе под ноги и, безуспешно попытавшись подыскать какие-нибудь слова, поморщился и выругался. Анна охнула. Никита заглянул в ее глаза, и в душе его вдруг мгновенно возникла уверенность.
— Не понял? — переспросил Гоша.
— А чего тут не понять, — твердо проговорил Никита. — Грызи кочерыжку, убогий. Турусы тут разводить… Иуда хренов. Я тебе, как другу, а ты, падла…
Гоша растерянно улыбался. Он явно не ожидал такого поворота событий.
— Ну, ты… — предостерегающе выговорил Вадик. — За базар и ответить можно… Ты, Никита, хорошо подумал?
— Хорошо он подумал! — выскочила вперед Анна. — Он решил порвать со своей прошлой жизнью и сбросить с себя груз прошлых ошибок.
— В натуре, — подтвердил Никита.
— Как знаешь… — зловеще выдохнул Гоша и медленно-медленно потащил из кобуры неправдоподобно большой пистолет.
В дальнейшие мгновения Никита не думал ни о нем. Отточенный годами бандитской жизни инстинкт взметнулся в нем. Инстинкт швырнул его вперед, инстинкт же заставил мощное тело Никиты двигаться молниеносно. Никита поднырнул под занесенным кулаком Вадика, но добраться до предателя-Гоши все-таки не успел. На пути его возникла откуда-то туша Олега Сорвиголова. Олег обхватил Никиту поперек туловища, как делают страстные, но грубоватые любовники перед долгим поцелуем, и сильно ударил лбом в переносицу.
Анна вскрикнула. Никита отлетел в сторону и наткнулся на каменный кулак Вадика, который врезался в его челюсть так мощно, что Никита как подкошенный рухнул на колени и замотал головой, словно бык, отгоняющий слепней.
— Вот так, — возник в сыром ночном воздухе голос Гоши Северного. — Не надо было рыпаться. А теперь телку…
Расслышав последние слова, Никита зарычал и вскочил на ноги. Вадик снова бросился на него, но Никита мгновенно отпрыгнул в сторону, а когда Вадик пролетел мимо него, зарядил тому каблуком ботинка под колени — Вадик с проклятиями ухнул в ближайшие кусты.
— Держи ее!
Никита развернулся на эти слова — Олег Сорвиголова, схватив Анну за волосы — за прекрасные золотистые волосы, тащил девушку к угрюмо молчащей машине. На потном лице Олега застыла ухмылка. Никита шагнул к нему и, отметив долетевший откуда-то сбоку голос Гоши:
— Сорвиголова! В машину ее, суку, тащи! — вдруг вспомнил, что в руках у него зажата массивная астролябия.
Никита широко размахнулся.
Олег Сорвиголова поздно заметил Никиту. Возможно, он вообще его не заметил бы, если бы не предостерегающий окрик Гоши — но и в том и другом случае ничего сделать не смог. Позолоченная махина астролябии со свистом рассекла стылый воздух и тяжко опустилась на знаменитую голову Олега.
Олег раскрыл рот, выпустил золотые пряди и снопом повалился на асфальт.
Тяжело дыша, Никита посмотрел на астролябию в своих руках. Позолоченные лопасти были неисправимо изувечены. Потом перевел взгляд на неподвижно лежащего на земле Олега, вокруг головы которого стремительно расплывалось темное пятно.
— Это неслыханное безобразие! — вывел его из ступора пронзительный голос Анны. — Государство, которое дает возможность каждому добропорядочному гражданину право на самосовершенствование, кажется, забывает о наличии индивидуумов, которым незнакомо само понятие моральных принципов… Государство…
Неизвестно что наговорила бы поколебленная в своих светлых убеждениях девушка, если бы ее не прервал хриплый голос Гоши Северного:
— Ну хватит, бляди! Доигрались!
Никита повернулся к Гоше и прежде его самого увидел черное и смертельно опасное дуло пистолета, направленное прямо ему — Никите — в грудь.
— Хватит, — повторил Гоша. — Доигрались. Не ожидал я от тебя, Никита, такой херни, не ожидал. Пахан наш, Женя Петросян, говорил мне: не дави слишком сильно на пацана — то есть на тебя, — не дави… Он сам образумится, нужно его только на правильный путь наставить. А ты вон как…
Гоша указал глазами на безмолвное тело Олега Сорвиголова.
— И теперь, — вздохнув, продолжал Гоша, — мне не остается ничего, кроме…
Передернув затвор, Гоша не договорил. Да и не имело смысла договаривать.
— Гоша, — сглотнув слюну, позвал Никита. — Ты чего?
— А того, — деревянным голосом сказал Гоша и прищурил левый глаз. — Ты железяку-то брось… Все равно тебе не понадобится…
Никита шевельнул правой рукой. Гоша скосил глаза на полетевшую в кусты астролябию — и в этом была его ошибка, в которой не раз раскаивался и он сам, и не подозревающие об этом печальном случае официанты многих ресторанов, которые на протяжении всей последующей Гошиной жизни не раз и не два имели неосторожность предложить Гоше в качестве блюда к завтраку «яйца всмятку».
Как только Гоша на мгновение отвел от него глаза, Никита прыгнул вперед и нанес мощнейший удар ногой Гоше между ног. Гоша выронил пистолет, свел вместе колени, закатил глаза к равнодушному небу и тихо-тихо что-то пропищал, перед тем как ничком свалиться к подъездным ступеням.
