Рекреация - [8]

Внезапно где-то недалеко, за рекой, начали стрелять из автомата. Серега вздрогнул.

– Пойдем, – резко сказал он Лобанову и, скрипя комбинезоном, первый исчез в микроавтобусе. Порция страшного городского пейзажа была лучшим средством возбудить в себе холодную злость к Миру в целом и к каждой его частичке в отдельности. Ту самую злость, которая так помогает приносить вред обыкновенным людям вроде тебя самого. Убить их всех мало, проклятых гадов, доведших нас до подобной жизни. Главное теперь – не задумываться, кто же есть эти самые гады и в чем конкретно они виноваты. Просто есть мы, хорошие, и они, плохие. Да, главное – не думать… Раньше надо было думать. А теперь, Серега, ты покажешь им всем до одного кузькину мать.

4. ПОЛЕТ

Автобус ехал по улицам, часто поворачивая и кренясь.

– Слушай, Серега, – сказал вдруг Лобанов. – Скажи на прощание, почему ты не женился. Мне казалось, семья – одна из главных причин для ухода на пенсию, особенно для такого человека, как ты. Я ведь даже думал так: если застану у тебя дома какую-нибудь смазливенькую женушку, сделаю вид, что просто прилетел в гости, и уеду.

– Жена… Жена – это соблазн завести детей. Зачем обрекать еще кого-то на жизнь, если самому жить тошно? У меня были женщины из ближайшего села, но я никогда их даже не привозил домой…

– Осторожничал?

– Не знаю. Я вывел для себя формулу жизни и живу по ней.

– А я думал, что жизнь нельзя сравнивать с наукой. Наука – нечто совершенно безжизненное.

– Наша жизнь давно мертва.

После этого диалога они молчали до самого аэродрома.

Автобус въехал в наземный пропускной пункт, затерянный среди множества складов и казарм. Там его спустили вниз, на уровень взлетно-посадочных полос, где ждала конечная цель поездки. Они остановились рядом с тускло освещенной стеной огромного подземного сооружения длиной в полтора километра. Посередине, метрах в двадцати от стены, в перекрестье лучей нескольких прожекторов стоял длинный тяжелый самолет со скошенными угловатыми воздухозаборниками, длинным носом и двумя килями.

– Ух, ты! – поражение воскликнул Серега. Механически снимая с себя комбинезон, он разглядывал зловещую птицу смерти. Женьке восхищаться не пришлось – его атаковала целая толпа в голубых беретах.

– Солидная машина, – сказал водитель, раскуривая папиросу. – Раза в три длиннее моего автобуса.

Серега взял сумку и подошел к истребителю вплотную. Синевато-серая поверхность сияла свежей краской, скрывшей все опознавательные знаки. Под крылом висели длинные заостренные гондолы баков и пара ракет «воздух-воздух» с тонкими хищными корпусами. Похоже, самолет был готов взлететь: рядом стоял передвижной трап. Сзади раздалось пыхтение подошедшего генерала.

– Ну, все, друг мой, пришла пора прощанья, – он оттащил Серегу в сторону. – Эти придурки убеждали меня, что тебя нужно сбросить на краю аравийской ядерной пустыни. У них такие рожи, словно они кокаина нанюхались! Я пообещал их пересажать за саботаж, и они сдались. Сейчас тебя оденут в противоперегрузочный скафандр, а пока… прощальная проверка. Итак, с этой секунды ты Оскар Энквист, никто больше. В сумке белье, зубная щетка, консервы, всякие дорожные мелочи. Все европейского производства. Есть радиотелефон. Это специальная модель для спутниковой связи, настроен на волну калифорнийского сателлита. Когда будешь пользоваться, не смущайся тем, что выйдешь на незнакомого абонента. Мы постоянно слушаем их волну и сразу включимся в разговор. Еще там есть кошелечек с золотом, отмычки, аптечка. Вроде, все. Ты, я гляжу, как всегда вооружен пистолетом и храбростью, более ничем. Смотри, тебя могут вульгарно ограбить и убить обыкновенные бандиты.

– И что, против них помогают, наверное, только танки и вертолеты? Почему мне не предложили ни одного?

– Ха, ха, ха. Но ответ мне нравится – вижу, ты в полном порядке. Так где будешь искать нашего человека?

– Вена, старый аэропорт, управляющий ночлежкой Я должен сказать, что приехал о г. дяди Карла из Зальцбурга и хочу купить топну турнепса.

– Глупо звучит, да? Чем глупее, тем надежнее. Ладно, с Богом, приятель, – Женька подозрительно шмыгнул носом и принялся рассматривать потолок. – Постарайся вернуться… Понятно, что это – в первую очередь, для себя самого, но и для всех нас тоже. Нам нужны результаты, а еще больше нужен ты, живой и здоровый. Если ты, не дай боже, пропадешь, я буду чувствовать себя убийцей.

– Глупости. Просто, стар ты стал, Женек. Мы все делаем то, что должны, и жизнь наша идет так, как предначертано судьбой. До свидания, мой друг. Надеюсь, оно состоится.

– Ни пуха тебе!

– К черту!

Они коротко обнялись. Рядовой из аэродромной обслуги прикатил тележку со скафандром, а Лобанов побрел к автобусу старческой сгорбленной походкой. Мимо его ссутулившейся фигуры в обратную сторону прошел летчик – уже немолодой человек с заросшим недельной щетиной лицом и грустными коровьими глазами.

– Летим? – спросил Серега, пристально разглядывая мешки под глазами пилота.

– Нет, плывем! – бесцветным унылым голосом отозвался тот, глядя на пассажира, как на пустое место. – Что рассматриваешь, дядя? Не нравлюсь? Конечно, я и сам себе не нравлюсь. Вынули меня из недельного запоя. Видишь, у меня на роже написано «пьяница». Видно, очень ты кому-то не нравишься, что добрых летчиков на тебя изводить не хотят. Но ты, дядя, не боись: я летаю хорошо. Особенно с похмелья.