Реконструктор. Приручение пламени - [88]

Высадка десанта происходит под непрекращающимся огнем орудий крепости и уцелевших кораблей руссарского флота. Тем не менее, к вечеру часть города уже находится под контролем ястанцев, а к полудню 27-ого, сопротивление руссарского флота окончательно сломлено крепость и порт полностью переходит под контроль имперцев. На этом удача ястанцев закончилась, все попытки полного захвата города провалились. Солдаты 171-ого объединенного корпуса под командованием генерала Роханцева и присоединившиеся к ним матросы и офицеры с затопленных кораблей стояли насмерть, с боем отдавая каждый дом, каждую улицу, каждый переулок. Не помогала даже артиллерийская поддержка флота, которая буквально равнял кварталы города с землей.

32-ого числа третьего месяца морозара, адмирал Сайк отдает приказ пополнить наземные части матросами и офицерами, а также прекратить штурм города и, обойдя его, взять в кольцо, одновременно с этим продолжая обстрел из всех орудий и ковровую бомбардировку всеми имеющимися аэросилами. Увы, приказ несколько запоздал.

Защитники Наймара выполнили свою функцию, сковав почти на семь дней силы противника, что позволило Генштабу спешно подтянуть резервы.

Утром 33-его числа, наблюдатели докладывают адмиралу о появлении на горизонте дымов, которые возвестили о прибытии 7-ой Эйксморской эскадры. В это же время около сотни бомбардировщиков и штурмовиков наносят массированный удар по кораблям и наземным позициям ястанцев. Аэросилы прикрытия не смогли противостоять более современным самолетам руссаров и были уничтожены буквально в течение пары часов. К середине дня в город с севера входит 17-штурмовая дивизия штат-полковника Демченко, а с юга 27-ая отдельная штурмовая дивизия штат-руничего Гавраса.

34-ого числа в 16-00, лишившись более половины своих кораблей, потеряв до 70 % наземных войск, гранд-адмирал Сайк показывает прекратить огонь и всем уцелевшим штандартам поднять сигнал «мы сдаёмся».

Так закончилась битва при Наймаре, ставшая одновременно позором и славою руссарского оружия. А еще через месяц новый император подписал мирный договор с Руссарией, по которому ей отходили все захваченные земли, а тела императрицы и ее фаворита, принявших яд незадолго до сдачи флота, были переданы Ястании для захоронения на родине.

К. Лань, «Хроники Великой Войны», издательство «Крань», 332 г., 456 стр.

Ему повезло трижды. Во-первых, бомба упала в самую гущу заводского парка и растущие там деревья приняли на себя основной удар взрывной волны и разлетающихся осколков. Во-вторых, его спасли нанвиты, блокировавшие болевые рецепторы и остановившие кровотечение из пробитого навылет плеча, нескольких осколочных ранений грудины и практически оторванной стопы правой ноги. Однако основным везением было то, что оперирующий его хирург оказался мастером своего дела и не только извлек все осколки, но и практически восстановил ногу. Дальнейшее уже было делом нанвитов.

«С такими ранениями еще никому не удавалось выжить, – вы первый», – скажет ему, только что очнувшемуся от почти месячной комы, лечащий врач и, помолчав, добавит: – «И вообще не думаю, что кто-нибудь из обычных людей, живущих в этом мире, смог бы это повторить». Что имел тогда в виду врач, Сергей не стал уточнять, а тот не стал развивать тему, просто пожелав быстрейшего выздоровления.

Увы, последнее довольно сильно затянулось. Несмотря на активную работу нанвитов (Сергей постоянно чувствовал приступы онемения в различных частях тела) из больницы его отпустили только спустя три месяца, да и то передвигаться приходилось при помощи костыля, так как нога все еще плохо слушалась. Встречать его у ограды больницы пришел, казалось, весь завод и даже возник небольшой стихийный митинг, где рабочие и инженеры наперебой поздравляли его с выздоровлением, а он в растерянности не знал, что им ответить, а лишь стоял столбом, поддерживаемый под руки своими друзьями, чувствуя необычную теплоту в груди и едва сдерживая слезы. Домой он добрался лишь к вечеру и только там узнал о том, что буквально пару дней назад Герания подписала акт о безоговорочной капитуляции, а также услышал от Тейрины слова которые повергли его в легкий шок: «Серг, я думаю, у нас будет ребенок».

После войны я около десяти лет отработал в Руссарии, помогая разрабатывать новые в основном пассажирские самолеты корпорации Аланского. Именно тогда, на одном из показов правительственной комиссии новой машины, я впервые встретился с Сергом Эйтаном, и эта короткая встреча поразила меня до глубины души. Я видел перед собой высокого, крепкого, но совершенно седого человека, с лицом тридцатилетнего мужчины, щеку которого пересекал глубокий шрам. Но главное это его взгляд: он словно был здесь и одновременно не был, смотрел на тебя и не видел, ибо все самое для него интересное было где-то там, за пределами понимания разума обычного человека. Аланский представил меня ему, но в глаза Эйтана лишь на мгновение зажегся огонек интереса и одновременно насмешки, он лишь коротко кивнул мне, приветствуя и тут же отвернулся. Это показалось мне высокомерием, почти на грани презрения, впрочем, что я мог тогда ждать от человека, который внес значительную лепту в победу своей страны. Уважения? Навряд ли. Я долгие годы был для него врагом, но все же… Помню, в тот день я в который раз пообещал сбить с него спесь, создать новый самолет который превзойдет все, чтобы он не задумал. Тогда я не понимал, не знал, что нам больше с ним не по пути, что я так никогда и не смогу достигнут его высот, ведь я все еще продолжал нашу «битву за небо» в то время как ОН УЖЕ ТВОРИЛ ИСТОРИЮ.