Реконкистадоры - [16]
Глава 4. Два совета по цене одного
День четыреста седьмой!
Вы продержались 406 дней!
Тройное кольцо охраны, долгие объяснения СаПы и едкие замечания Системы — всё это я уже проходил. Бесценными были выражения лиц…
Например, Кирилл сидел с таким выражением на физиономии, будто жрал сегодня на завтрак подносы в кафе у Повара. Нет, поднос в кафе, конечно, сожрал я, а не Кирилл — но страдал он не меньше. Можно его понять? Конечно, можно! Сидишь тут, города строишь, людей организуешь, планируешь выжить, а тебе на — галактика, космос, корабль-планета и прочее, что мне в уши заливали.
Котов выглядел спокойным и почти не дёргал глазиком, но я заметил, как он пытался указательным пальцем правой руки оттереть от несуществующей грязи ноготь на указательном пальце левой. В руках он себя держать умеет, но даже ему стало от рассказа не по себе. И главное — его я тоже могу понять, он-то привык решать вопросы иначе…
Саша, наверно, легче всех воспринял новости. Он единственный сразу засыпал вопросами СаПу и Систему — и сходу пытался вникнуть в происходящее. Однако, судя по тому, как он поджимал губы во время ответов, было понятно, что всё происходящее и ему совсем не нравится.
Ручки вообще был мрачен и тих. Пару раз поймав его полный сомнений взгляд, я кивал — мол, всему сказанному верю и подтверждаю. Под конец рассказа мастер погрузился в глубокие размышления, нещадно разминая мочку левого уха левой же рукой, а правой тиская щетинистый подбородок.
Дядя Фёдор просто рожу вытянул, после чего она приобрела обиженно-грустное выражение, а руки на коленях сложил — и только шумно вздыхал каждый раз, когда ему не нравилось очередное объяснение. Планетарные напасти ему были понятны — с ними хотя бы можно было бороться. А вот чернота космоса, из которой в его уютный мирок лезли какие-то фракции со своими проблемами — это было за пределами его интереса. Тем не менее, слушал он внимательно, понимая, что от решения глобальных вопросов будет зависеть и его жизнь.
Ариша нашла способ спастись от страшного и неизведанного, просто прижавшись ко мне. Только по тому, как она вздрагивала на самых неприятных новостях, было понятно, что ей ого-го как страшно. Свою испуганную физиономию она быстро замаскировала под королевский ничего не выражающий кирпич: «Мы, Её Величество, королева Горлорезка — и подите все вон!». Нормальная у неё социальная маска, мне нравится…
Борборыч и Барэл хмуро поглядывали на меня, взглядами обещая сразу после совета кары небесные, земные, прижизненные и посмертные… Но всё это лишь сейчас, когда можно было посидеть и повыражать возмущение. В том, что по выходе из администрации эти двое больше не обмолвятся об услышанном, я был уверен.
Самой спокойной к концу рассказа СаПы осталась Бамбина. Сначала она, конечно, округлила глаза, расстроилась, но потом вопросительно глянула на меня — и, прочитав в моём взгляде, что всё будет хорошо, успокоилась и позволила волноваться Барэлу.
Поляк, Казяк, его помощники, Ваня, Бел и Дойч — с них со всех можно было писать серию портретов маслом под общим названием «Собрание охреневших выражений лиц в исполнении действительно охреневших натур»… Жаль, я сам своего лица не видел, когда на меня всё это в первый раз вываливали. Просто уверен — было бы весьма забавно посмотреть…
Из-за уточняющих вопросов собравшихся рассказ получился долгим, даже слишком. Таймер «В домике» показывал ещё двадцать оставшихся минут. Однако система явно не собиралась дожидаться, когда он иссякнет.
Время! 5 минут!
СаПа закончил за минуту, а потом наступила тишина. Участники Совета сидели, переглядывались, но никто не решался начать.
— Нам нужно будет провести ещё один такой совет, — заметил Кирилл. — Чтобы можно было обсудить вопрос… И решить, что делать.
Завтра выделю вам часик на обсуждение. Надеюсь, хватит.
Следующая возможность появится ещё дней через тридцать-сорок.
— Какие-то странные сроки… — заметил Дядя Фёдор.
Ты что, хотел расписание?
Знаешь ли, приходится ждать, когда планета войдёт в созвездие Бога Ветра, совпав по времени с ретроградной стадией соседа, а у дежурного администратора зачешется левая пятка!
Надеюсь, никому не нужно напоминать, что всё рассказанное надо немедленно забыть сразу по завершении — и вспомнить только во время следующего обсуждения?
— Это мы поняли… — кивнул Кирилл. — Сможешь проконтролировать наше молчание?
Я сейчас быстренько выкину каждому из вас персональное предложение.
Если согласитесь — смогу помочь.
Вот лично мне эта зараза никаких предложений кидать не стала… Однако, судя по тому, как все замерли на короткое время — остальные всё получили. Ну и ладно, не больно-то и хотелось… Хотя всё равно любопытно, что им там предложили!..
«Всего лишь принудительное затыкание в случае попытки проговориться! — поделился со мной Голос помешательства, который, оказывается, всё это время был у меня в голове. — Извини, не хотел мешать! Вот и молчал».
— Не слишком на тебя похоже! — заметил я мысленно.
«Иногда я бываю очень дисциплинированным… Ну, если, конечно, не случается обострения».
— Тогда на сегодня заканчиваем, — кивнул Кирилл. — О следующем заседании объявим, как только будет известно точное время.
И вот первые тридцать дней в новом мире позади! Набран вес и статы, основан посёлок, потрачены первые жизни, пройдены тяжелейшие испытания… Это были самые лёгкие тридцать дней, Игрок! Впереди только боль, страдания и унижения! И постарайся сделать так, чтоб это были не твои боль, страдания и унижения… Что? Обойтись без этого? Нет, нельзя! Аудитория Жертв Жадности требует над тобой издеваться, и никого не интересует твое мнение по этому поводу!
Здравствуй, Игрок! Поздравляем! Ты стал жертвой своей жадности и участником одноимённой игры! Просто знай: ты сам хотел получить 7 миллиардов рублей за участие в нашем шоу. Хотя ты верил, что собираешься принять участие в совершенно безопасном социальном эксперименте. И помни – это игра. Здесь есть игровые условности. Но помни и том, что это твоя жизнь. Целых 300 жизней!.. Не благодари… У тебя есть немаленький мир, который можно исследовать! И есть ещё много таких же жадных придурков!
Нельзя вечно лопать кокосы и прохлаждаться на пляже, Игрок! Нельзя стоять на пути прогресса — по нему надо бежать семимильными шагами! Что ты там бормочешь? Пять рабочих дней и два выходных?.. Это ещё что такое?!.. Значит, ты думаешь, что тебе было тяжело все эти три прошедших месяца? Ты думаешь, что можно выехать на былых заслугах? С этого дня ты работаешь «три на три»: три дня рабочих, три дня боли. И не забывай смотреть на небо…
Ты занят, Игрок? У тебя война, которая отнимает все силы и время? И ты правда думаешь, что твой междусобойчик с соседями важнее зрительских желаний и обкатки новых способов вывести тебя из себя? Впрочем, думать – это не твоя задача, верно... Воюй, Игрок! Возможно, этот кровавый опыт тебе очень скоро пригодится...
Это старый узел с древней и кровавой историей. Здесь нечего делать пришлым. Им не найти союзников и друзей среди местных обитателей: вокруг только враги. Но надо сражаться, надо выживать – и тогда, возможно, падёт Крепость Призраков, и загорятся новые знаки Порядка на древней пирамиде. Вот только Хаос тут, совсем рядом, и готов в любой момент идти в наступление. И у него хватает порождений и чудовищ, чтобы этот осколок мира вздрогнул от ужаса.
Игрок, ты — тупой! Тебе говорили набираться опыта в войнах? Тебе говорили не спрашивать про будущее? Ты послушался?… Впрочем, анализ ваших религиозных текстов показал, что ваш вид вообще не блещет самоконтролем и склонен совершать глупости на ровном месте (как бы его ни отговаривали высшие и несоразмеримо более мудрые сущности — система, например!). Ну а теперь кушай, Игрок, кушай — это последствия твоего упрямства! И, кстати, текущие задания всё это не отменяет. С любовью, Твоя Система.
Господи, кто только не приходил в этот мир, пытаясь принести в дар свой гений! Но это никому никогда не было нужно. В лучшем случае – игнорировали, предав забвению, но чаще преследовали, травили, уничтожали, потому что понять не могли. Не дано им понять. Их кумиры – это те, кто уничтожал их миллионами, обещая досыта набить их брюхо и дать им грабить, убивать, насиловать и уничтожать подобных себе.
Обычный программист из силиконовой долины Феликс Ходж отправляется в отдаленный уголок Аляски навестить свою бабушку. Но его самолет терпит крушение. В отчаянной попытке выжить Феликс борется со снежной бурей и темной стороной себя, желающей только одного — конца страданий. Потеряв всякую надежду на спасение, герой находит загадочную хижину и ее странного обитателя. Что сулит эта встреча, и к каким катастрофическим последствиям она может привести?
Говорят, что самые заветные желания обязательно сбываются. В это очень хотелось верить молодой художнице… Да только вдруг навалились проблемы. Тут тебе и ссора с другом, и никаких идей, куда девать подобранного на улице мальчишку. А тут еще новая картина «шалит». И теперь неизвестно, чего же хотеть?
Сергей Королев. Автобиография. По окончании школы в 1997 году поступил в Литературный институт на дневное отделение. Но, как это часто бывает с людьми, не доросшими до ситуации и окружения, в которых им выпало очутиться, в то время я больше валял дурака, нежели учился. В результате армия встретила меня с распростёртыми объятиями. После армии я вернулся в свой город, некоторое время работал на лесозаготовках: там платили хоть что-то, и выбирать особенно не приходилось. В 2000 году я снова поступил в Литературный институт, уже на заочное отделение, семинар Галины Ивановны Седых - где и пребываю до сего дня.
Я родился двадцать пять лет назад в маленьком городке Бабаево, что в Вологодской области, как говорится, в рабочей семье: отец и мать работали токарями на заводе. Дальше всё как обычно: пошёл в обыкновенную школу, учился неровно, любимыми предметами были литература, русский язык, история – а также физкультура и автодело; точные науки до сих пор остаются для меня тёмным лесом. Всегда любил читать, - впрочем, в этом я не переменился со школьных лет. Когда мне было одиннадцать, написал своё первое стихотворение; толчком к творчеству была обыкновенная лень: нам задали сочинение о природе или, на выбор, восемь стихотворных строк на ту же тему.
«Родное и светлое» — стихи разных лет на разные темы: от стремления к саморазвитию до более глубокой широкой и внутренней проблемы самого себя.