Реки Вавилона - [133]
Блох задумался, не лучше ли набрать высоту и повторить заход, но в этот момент ветер стих на несколько секунд, и капитану удалось посадить самолет точно на дорогу.
Подспущенные колеса ударились о раскрошенное гудроновое покрытие дороги. Ветер сносил огромный самолет влево, Блох старался удержать его, тормозя рулями управления, в результате чего «С-130», двигаясь на север, буквально сносил покрытие дороги, оставляя позади себя сплошной песок.
— Мне хватает риска с женой и любовницей. Зачем мне было еще рисковать с этой дорогой? — буркнул Блох. Он включил обратную тягу и нажал на тормоза. Визг двигателей и колес был просто оглушающим, мужчины и женщины внутри самолета заткнули уши.
Самолет пошел слегка юзом, и Герцель оглянулся, посмотрев в боковое стекло.
— Эй, Измаил, оставь хоть немного покрытия на дороге, а то мы не сможем взлететь.
— Взлететь! Как бы не так! Когда все закончится, мы порулим по этой дороге прямо в Багдад.
В свете посадочных огней и ракет они увидели снаружи иракские грузовики, расставленные по бокам дороги с большими интервалами. Несколько человек, сидевших в них, приветственно помахали. Блох и Герцель помахали в ответ.
— Местное население настроено к нам дружественно? — поинтересовался Герцель.
— Будешь настроен очень дружественно, когда в самолете пятьдесят коммандос.
Самолет начал останавливаться почти в том же месте, где колеса «Конкорда» впервые коснулись дороги. При свете посадочных огней Блох заметил следы от колес «Конкорда». «С-130» был приспособлен для таких условий посадки, а вот «Конкорду» требовалась широкая и гладкая посадочная полоса. Блох восхитился мастерством пилота, посадившего здесь «Конкорд». В отдалении он видел холмы Вавилона на фоне начинающего светлеть неба.
— Вавилон.
Герцель посмотрел в лобовое стекло.
— Вавилон… Вавилон.
Створки хвостового грузового люка были распахнуты еще до полной остановки самолета, коммандос начали спрыгивать на землю, рассредотачиваясь по обе стороны дороги. Группа иракских офицеров и служащих с любопытством наблюдала за ними с грузовиков, выкрашенных в цвет хаки. Коммандос были возбуждены, в таком же состоянии находились и представители Ирака, некоторое время они махали друг другу, обмениваясь дружественными жестами.
Два джипа съехали по трапу и промчались с двух сторон под крыльями самолета. Одно отделение коммандос окружило самолет, им предстояло охранять его. Оставшийся на борту медицинский персонал начал готовиться к приему раненых.
Три отделения, каждым из которых командовал лейтенант, под общей командой майора Сета Арнона развернулись в цепь и побежали по обеим сторонам джипов. Они направлялись к своему первому объекту — к воротам Иштар и гостинице.
Капитан Блох, наблюдавший за ними с высоты своего кресла в кабине «С-130», заметил:
— Да, мало радости быть пехотинцем.
Лейтенант Герцель оторвал взгляд от посадочного контрольного листа.
— Всю дорогу сюда они спали и всю дорогу назад тоже будут спать. Так что лучше пожалел бы своего второго пилота.
Капитан Блох посмотрел в сторону возвышавшейся в отдалении Северной крепости, объятой желтыми, оранжевыми, красными и белыми языками пламени.
— Мне жаль бедняг, которые находятся там. А знаешь что, Ефрем, когда в пятницу они взлетели, я сказал себе: «Вот повезло этим сукиным детям, летят в Нью-Йорк, а все их расходы будут оплачиваться, пока они не привезут домой кучу бумаг, означающих установление мира».
Герцель взглянул в лобовое стекло на отдаленные вспышки выстрелов.
— Думаю, что быть членом мирной делегации тоже мало радости.
Капитан Борух Гейс и лейтенант Иосиф Штерн никак не могли разглядеть на широком пространстве равнины ракеты, обозначавшие посадочную полосу. Не видели ракеты и три истребителя, прикрывавшие их «С-130». Гейс решил подождать, пока солнце поднимется над видневшимися вдалеке горами, но, слушая голос Давида Бекера, переговаривавшегося с генералом Ласковом, он понял, что времени у осажденных осталось очень мало. Гейс даже подумал, что на самом деле они, наверное, уже опоздали, поэтому нужно было как можно быстрее выполнять свою часть задания.
Капитану Гейсу захотелось приземлиться как можно ближе к месту боя, но все же так, чтобы его не смогли достать из стрелкового оружия. Продолжая отыскивать взглядом ракеты, он выбрал участок почти в километре от развалин Вавилона, на карте это место было обозначено как деревня Уммах. «Странно, — подумал Гейс, — арабский язык, оказывается, здорово похож на иврит». На иврите Уммах означает «община». Он связался по радио с ведущим трех истребителей прикрытия:
— Я собираюсь садиться, посадочная дистанция закончится у меня где-то вблизи деревни Уммах. Ты можешь мне посветить?
— Понял тебя, посвечу, — ответил лейтенант Герман Шафран.
Истребители зашли с запада на восток и выпустили ракеты на парашютах мощностью семьсот пятьдесят свечей. Небо и земля озарились ярким светом.
Гейс направил нос самолета прямо в сильный поток шерхи и начал сбрасывать газ. В свете ракет он заметил впереди контуры деревни, отвернул левее и выпустил закрылки. Ветер создавал огромную подъемную силу, и казалось, что «С-130» завис над равниной.
