Реки не умирают. Возраст земли - [187]

— Ты прости, пожалуйста, мама, — сказал сейчас Олег. — Ну, увлекся я, даже не знаю, как все получилось. Никто здесь не виноват: ни я, ни она, ни Георгий.

— Одна мать в ответе. Женился бы на любой девушке.

— Да пойми ты...

Он не договорил — пришел отец. Мать тут же легко, не по возрасту, поднялась навстречу ему.

— Телеграмму получил от Голосова, — объявил Леонтий Иванович. — Приезжает на пуск домны. Слетаются дружки-приятели!.. Ну-с, сударыня, чем станешь утолщать?

— Окрошка сегодня.

— С удовольствием примусь за окрошку!

— А я немного поработаю в саду, — сказал Олег и вышел.

— Опять дожили до листопада. И когда успело пролететь еще одно лето? — говорил Леонтий Иванович, присаживаясь к столу. — Георгий звонил по телефону, сообщил, что и Прокофий Нилыч намеревается прибыть. Едут, едут в Молодогорск его верные поклонники!

Он был возбужден скорой встречей с Метелевым, с Голосовым. Начал есть торопливо, будто оставались считанные минуты до прихода поезда. Любовь Тихоновна ни о чем не спрашивала, только все приглядывалась к нему. Отяжелел, но не сдается, слава богу. Долгое хождение по горам и по степи выручает на девятом десятке лет.

Кончив обед, он положил на стол узловатые, как у землекопа, руки и сказал:

— Купи обязательно шампанского. Прокофий Нилыч выпьет чего-нибудь покрепче, а Семен Захарович — аристократ.

— Знаю уж.

— Ты извини, придется тебе с Сашей похлопотать. Может быть, последний пир...

Как ни много накапливается работы к осени, Георгий все-таки решил съездить на пуск домны. Шумский дал свое «добро».

— Нашему брату, разведчику, надо, конечно, присутствовать на торжестве металлургов.

— Правда, мы за последнее время ничего не сделали для них.

— А известняки?

— Я говорю о руде.

— Будет им и белка, будет и свисток!

— Но пока что на заводских путях день и ночь свистят «курские соловьи», то бишь курские железнодорожные «вертушки».

— Запасайтесь терпением, Георгий Леонтьевич.

— Беру пример с вас, Илья Михайлович.

— Хорошо уже то, что в печати раздаются голоса в защиту собственной сырьевой базы уральской металлургии.

— Но Васька слушает да ест.

— Вы о ком?

— О Минчермете. В наших-то условиях, казалось бы, проще простого исправить какую угодно ошибку или просчет, но...

— Ну-ну, Георгий Леонтьевич, не следует возводить в степень частный случай. — Шумскому явно не хотелось продолжать разговор на эту тему. Он сказал для пущей важности: — Думаю, что Уральский научный центр займется теперь рудной базой.

— Поживем — увидим.

— Что же касается нас с вами, то наши точки зрения совпадают.

Их отношения стали проще, откровеннее. Сначала они все присматривались друг к другу, пока не убедились, что у них немало общего. Ну, а недавние события, связанные с газовым валом, окончательно сблизили Шумского с Георгием.

Однако, собираясь в путь, он ничего не сказал Илье Михайловичу о том, что едет еще и потому, что в Молодогорске будет профессор Голосов, с которым придется поговорить начистоту. Его подмывало рассказать о двойнике Аюпова, из-за которого столько пережил отец, но он сдержался. Давняя история с газетной статьей Голосова была очень похожа на свежую историйку, затеянную Аюповым. И хотя Илья Михайлович успел прийти в норму и успокоиться, Георгий отложил неприятный разговор до другого случая. Тем паче что и ему самому не хотелось встречаться с Голосовым. А надо, надо.

Поразительно, как в таких людях органически соединены закоренелый догматизм и летучая конъюнктурщина. Тоже «диалектика души»! Умеют они, умеют перестраиваться на ходу, с той вышколенной легкостью, которой может позавидовать любой служака-строевик. Для них и самые крутые повороты — одно удовольствие: они всегда готовы продемонстрировать мгновенную реакцию. О-о, голосовы не рассуждают в подобных случаях — им важно не понять, а вовремя принять очередную перемену. В глазах неискушенного человека они выглядят уже бойцами, хотя врукопашную предпочитают хаживать против своих. Вот и Семен Захарович Голосов в журнальных атаках провел без малого сорок лет. Он выбирал цель точно: какое-нибудь интересное открытие, какую-нибудь смелую идею геолога-разведчика. Талант ведет мучительный поиск долгими годами, а преуспевающая посредственность только шумит да покрикивает в печати. С виду это может показаться чем-то вроде обобщения опыта, однако на поверку не что иное, как махровая самореклама. С течением времени голосовы артистически входят в свою роль, без них теперь будто и не обойтись какому угодно таланту. Они хорошо знают, что революционное общество ценит в каждом деловые качества, и собственный дефицит этих качеств щедро покрывают наукообразной искусной фразеологией. Ну, если и случаются у них промашки, то кто же не ошибается, прокладывая новый курс в науке? Да-да, курс прокладывают уже они, а не талантливые работяги! Так, исподволь голосовы становятся ведущими, к удивлению тех, кто оказывается неожиданно «за кадром», на правах ведомых. Антонио Сальери мог бы позавидовать их двойственной ^:тактике, рассчитанной на всевозможные повороты и развороты. Но в конце концов фортуна изменяет даже им, баловням спекулятивной популярности...