Река жизни русло не меняет. Книга 2. Бог - [20]

Когда Виктор Иванович рассказывал эту историю, то заметил, что на последней фразе у Татьяны Никитичны чуть не вырвалось привычное «Слава Богу», но она вовремя спохватилась. А затем пастор заметил: «Наша простота перед Богом, может принимать и такие уродливо-смешные формы. Когда Яна Гуса — чешского реформатора — сжигали на костре, одна горящая головешка отскочила от костра, и сердобольная старушка, жалея его, подошла и положила головешку на костёр. На что Ян Гус заметил: «Святая простота». Через несколько минут он сгорел в пламени.

Ещё два раза заглядывала Лера к нему в окошко. Стас намекнул ей, что ему надо нечто, чтоб нейтрализовать Юру. Лера же его сразу охладила:

— Ты не думай, что папаня, такой уж наивный. Сбежать отсюда очень сложно, если вообще возможно.

— Даже с твоей помощью?

— А что моя помощь? Что я могу? Например, я знаю двоих пленников, они здесь были до тебя. И куда-то они делись. Я думаю, были и ещё узники, а ведь никто об этом доме не знает. Значит, они тоже куда-то делись.

— А откуда ты знаешь, что никто не знает об этом доме?

— Если бы кто-то о нём знал, то здесь давно бы покопались недоброжелатели отца. Потому что здесь не только содержаться узники, но, как я догадываюсь, и ещё кое-что папашу компрометирующее.

— Ты, например, — пошутил Стас.

— Да что я, всегда можно сказать, что просто воспитывал своенравную дочь. Тут наверняка есть улики на отца и, как я догадываюсь, их немало и они очень серьёзные.

— У тебя достаточно здравое и разумное предположение, — похвалил Стас Леру.

— Ну, так чья я дочь? Ладно, отдыхай, — после этих слов она исчезла из окошка.

Третье же её появление сильно смутило и обескуражило Стаса. Как и первые два раза, она появилась у окошка около десяти утра.

— Ну, привет, узник.

— Здравствуй, Лера.

— У меня для тебя есть новость.

— Интересно какая? «Спартак» что ли выиграл?

— Шутить изволите? Не в твоём положении, — отрезала Лера и посмотрела на Рукова тяжело и надменно.

— Прости, но в моём положении это единственное, что мне остаётся, — Стас постарался показать во взгляде простоту и раскаяние.

— Слушай, остряк-самоучка, завтра сюда приезжает полковник Рябов, — Лера выделила интонацией звание отца, — и он будет с тобой говорить. Что-то ты в лице изменился, отбила я у тебя желание острить?

— Да уж, — только и смог выдавить из себя Руков.

— Я слышала утром телефонный разговор Юры с отцом. Завтра тебя вымоют в бане. Насколько я знаю папаню, он терпеть не может не только вони, но даже слабых дурных запахов.

— Ну, от бани я не откажусь.

— Тут тебя никто не будет спрашивать от чего ты откажешься, а от чего нет, — опять резко заговорила Лера, а затем с издёвкой добавила: — Так вот, я собираюсь с тобой оказаться в одной бане в одно время.

— Да ты что, я же женатый человек!

— Ты думаешь, меня это трогает или беспокоит?

Стас понимал, что эту взбалмошную девчонку не переубедить никакими аргументами, поэтому постарался переключить её внимание.

— Слушай, а почему ты Лёшку называешь мелким пакостником?

Лера усмехнулась:

— Зубы заговариваешь? Ты, кажется, просил у меня электрошокер, а он здесь есть, и я могу его взять. А насчёт Лёшки — подглядывает за мной, потому и пакостник.

— Так почему бы тебе не поразвлечься с ним?

— Тоже мне, нашёл кандидата. Да знаешь, сколько таких, как Лёшка, у меня было? Ты думаешь это большое удовольствие?

И дальше шло такое выражение, что слышавший многое Стас, только проглотил слюну, молчал, не зная, что и как ответить. Приводить эту фразу не стоит даже близко по смыслу, но суть её сводилось к следующему: от такого юнца никакого толку, а зрелый (тем более женатый) мужчина подходит ей по всем статьям.

— Ну ладно, приду в баню, спинку тебе потереть, жди.

Сначала Стас хотел послать её куда подальше, но сдержался и спросил:

— В бане тоже камеры наблюдения?

— Ты всё шутишь? Ну, до завтра, не скучай, ковбой.

После её ухода, Рукова охватила злоба. «Не далеко же она ушла от своего папаши, если такое требует и при этом пользуется моим зависимым положением».

До обеда Стас ходил по камере и думал, думал. Он злился на себя, так глупо попавшего в капкан, на Рябова, который так упорно и профессионально его искал, и нашёл-таки. Злился Руков и на дочь Рябова Леру, девицу столь развращённую и беспринципную. Злился он также и на Бога. Почему Он не справедлив к нему? Почему большинство людей могут жить спокойно, рожать и воспитывать детей, любить друг друга и никто при этом их не трогает. Почему у него всё не так?

Да, он понимал, что страдания Бог допускает не просто так. Через них Господь очищает душу человека, иногда страданиями останавливает нечестивца на его злых путях, но это всё временно. Но почему его Бог всё наказывает и наказывает? Он потерял любимую жену и сына — разве этого мало? Почему потом, когда он стал немного оправляться от трагедии, и у него появилась новая семья, опять, по каким-то непонятным причинам, всё рухнуло. И наконец, теперь, он уже допускает, что придётся умереть — сейчас умереть. Только бы не выдать Дашу, если её захватят и привезут сюда, Стас чувствовал, что не выдержит — просто сойдёт с ума. И, наконец, эта Лера и её мерзкое предложение. Ну почему, Господь?!