Река Вечности - [28]

-- Так они же агриан потопчут.

-- Вот-вот, -- негромко сказал обеспокоенный Бергей.

Царь повернулся к нему.

-- Триста агриан я возьму с собой, вместо щитоносцев, ещё триста поставишь в тыл Гелланику, остальными прикроешь его левое крыло. Работай в рассыпном строю. Лучники тебе в помощь. Слышишь, Ликон? -- позвал Александр командира критян.

-- Да, царь!

-- Ты держись за спиной Гелланика. Будут обходить, выставишься влево и прикроешь Бергея стрелами.

-- Александр, позволь мне хотя бы с одной илой встать на левом крыле, -- предложил Птолемей, -- ведь стопчут агриан.

-- Ты слышал про растопыренные пальцы? -- напомнил Лагиду иларх Гераклид, командир отряда "друзей" из области Боттиэи.

Александр задумался.

-- Пожалуй, ты прав, Лагид. Если мы не покажемся на левом крыле, они будут ожидать удара на правом.

Птолемей кивнул, с полуслова понял, что задумал царь. Александр не отрывал взгляда от порядков противника.

-- Не начинают первыми, -- заметил Клит, -- ждут.

-- А нам ждать нельзя. Наш противник -- только передовой отряд. Сколько всего сил у фараона Менхеперры? Надо прорываться в Тир и как можно быстрее. А вот там мы посмотрим, кто ловчее гоняет стотысячные рати...

Александр, вспыльчивый от природы, сталкиваясь с трудностями, неизменно приходил в ярость, но длилась та весьма недолго, да и опознать её чаще всего могли лишь самые близкие к нему люди, ибо внешне царь менялся мало. Он очень редко повышал голос, оставался холоден и как будто невозмутим. Однако Гефестион, Птолемей и прочие товарищи царя, разделившие с ним годы обучения в Миэзе, заметив знакомую бледность лица сына Филиппа и блеск в глазах, не обманулись бы в оценке его состояния. Царь в бешенстве. Однако спустя краткое время он всегда приходил в себя, и окружающих удивляла смена настроения Александра -- он становится необычайно терпелив. Стремительный на поле боя, спешащий достичь края Ойкумены и покорить её всю, он, не задумываясь, тратил месяцы на осады непокорных городов, заражая друзей и подданных спокойствием и уверенностью.

Воины заканчивали построение. Гелланик убежал к своим людям, как и Бергей с Ликоном. Против обыкновения эллинских войн, командир фаланги решил идти на её левом крыле, где предполагал самое жаркое дело.

-- Все по местам! Поторопите обозных! Щитоносцы -- вперёд!

Запели флейты. Воины ударили копьями в щиты. По рядам пробежала волна, фаланга гипаспистов качнулась вперёд. Каждый из щитоносцев прежде послужил в "пеших друзьях", потому выучки им не занимать. А что не сарисса в руках, то не велика беда. Всяким оружием владеют гипасписты одинаково хорошо.

Пространство на пути фаланги неровно. Кусты, пни, кочки. Заросли папоротника по пояс. Шагов через пятьдесят идти стало легче, подлесок почти сошёл на нет. Но тут уж и колеснице есть, где раскатиться. Вот того они и ждали -- когда фаланга выползет из зарослей. Дождались. Запели серебряные трубы египтян.

-- Вперёд! -- Ипи взмахнул рукой.

Возницы стегнули лошадей, и колесницы Херихора ринулись в атаку.

И на равнине-то бывает, тряско летит лёгкая меркобт, а тут на скрытых в траве кочках у молодого сотника зуб на зуб не попадал. Как целиться на ходу?

Молча. Не для того колесничие воины с шести лет учатся искусству стрельбы с летящей повозки, чтобы стенать и жаловаться.

Триста шагов до акайвашта. Херихор вытянул из стрелковой сумы, укреплённой возле борта, первую стрелу, наложил на тетиву.

Рано. Ещё немного.

Колонну колесниц по левую руку от Херихора вёл сотник Нахтра, известный всему войску не именем, а прозваньем -- Не-Пей-Много. Или же по-простому -- Пьяница. Язык молодых Хранителей меток и остёр, как их стрела. Прозвище это было для бедного сотника тем обиднее, что хмельного он вообще не пил. Всего раз в жизни поддался уговорам приятелей, когда они как-то забрели дружной ватагой в одну забегаловку Уасита. Там-то Апоп и сотворил со взором и разумом сотника злую шутку: выпив пива, тот увидел перед собой пять воинов Нахарина, немедленно вступил с ними в бой и всех победил. Незадачливых посетителей забегаловки, с коими доблестно бился Нахтра, едва привели в чувство, когда друзья с трудом скрутили могучего сотника. С тех пор его часто окликали:

-- Эй, Нахтра, закуска есть?

Или, скажем:

-- Пошли, Нахтра, выпьем! Только щит возьму!

Колесницы Нахтра опередили Херихора. Первые из них уже мчались друг за другом вдоль строя акайвашта на расстоянии ста шагов. Загудели тетивы, и бронзовый дождь пролился на копейщиков противника.

-- Амен! -- закричал Пьяница, спуская тетиву.

Хранители подхватили его клич.

-- Амен!

Через несколько мгновений и Херихор решил -- пора. Его меркобт, колёса которой скрипели и трещали так, что казалось, не попустите Нетеру, вот-вот развалятся, пронеслась мимо оконечности строя щитоносцев врага. Сотник растянул тетиву до уха. Наконечник плясал непривычно сильно, не приходилось ещё стрелять в такой тряске. Впрочем, он не на состязаниях. Цель такая, что не промахнёшься.

С мощным выдохом выпрямились плечи лука, согнуть которые -- все одно, что гирю в два хека весом выжать. Тростниковая стрела с длинным бронзовым жалом унеслась прочь.