Река твоих отцов - [63]

— А чего он добиться хочет? Разве не говорил тебе?

— Говорил. Говорил, что сын у него вырос. А тебе, говорил, довольно одной жить.

Стилла вздрогнула. В глазах сверкнули недобрые огоньки.

— Так ты, Ноко, скажи ему, чтобы не приходил, — решительно заявила она. — Все равно не пущу его в юрту. А сын у него кривой, горбатый. Кому такой муж нужен? Тебе, Ноко, разве не жалко отдать меня за кривого? Жил бы дедушка, не отдал бы, конечно.

— Как знать? Елизар много сильней дедушки. Стилла с укором посмотрела на брата.

— Лучше я к дедушке уйду, чем кривого, горбатого мужа себе возьму. — И, посмотрев на него презрительно, прибавила: — Удавлюсь!

— Что ты, что ты, разве так можно? — испуганно замахал на нее руками Ноко. — Наших девушек орочи из других стойбищ в жены покупали себе, и ни одна так не говорила. При тебе старый Быхинька Настю далеко в Ма увез, а Настя, помнишь, молчала. Мало-мало поплакала, однако поехала к старику третьей женой. Потому что Быхинька большой тэ внес за нее. А Настя много моложе тебя была.

— Верно, ты за меня большой тэ от шамана получить хочешь, если решил за кривого урода отдать…

— Не говори так!

— Ты много хуже сказал мне!

— Всегда так наши Копинки жили…

— А я, сам знаешь, не из рода Копинка. Я — Каундига.

— А разве у Каундига иначе было? Разве ваших девушек в жены не покупали? Ты маленькой была, когда Каундиги умерли, и ничего не помнишь. — И сказал примирительно: — Ладно, сестра, после подумаем, как быть. Может, Елизар малый тэ даст за тебя — и я не соглашусь. А если старик придет к тебе, ты пусти его в юрту.

— Не пущу! Даже близко не пущу!

Впервые видел Ноко свою сестру такой упрямой. Совсем не такая она, как другие девушки рода Копинка. В самом деле, еще не пустит в юрту шамана да обругает его. Тогда беда будет.

— Никак нельзя не пустить! — встревожился Ноко. — Скажешь шаману, что за кривого не пойдешь, а пустить все же надо.

— Не пущу!

Ноко обозлился:

— Люди узнают — сердиться станут на тебя, помогать не будут.

— Дедушка мне ружье оставил. Капканов тоже пять штук есть у меня. Сама на охоту ходить буду!

— Гляди, люди из стойбища прогонят тебя. Куда одна зимой денешься?

По лицу девушки прошла усмешка.

— К тебе жить пойду: помнишь, ты звал меня?

— Когда все люди пойдут против… как смогу я?

— Не знала я, Ноко, что ты такой слабый! — усмехнулась Стилла.

— Слабый? — переспросил Ноко и развел руками. — Все наши люди такие.

— А почему шаман над всеми вашими людьми хозяин? Он хитрый, здоровый, в юрте на медвежьей шкуре сидит, в бубен стучит колотушкой, все люди на него работают. А польза какая людям от него? Никакой! Все равно люди болеют, умирают. Ничего шаман сделать не может им!

— Много лет так живем. Без шамана нельзя, наверно, — угрюмо пробормотал Ноко.

— Почему нельзя? — воскликнула Стилла. — Что с того, что много лет так жили? Раньше Каундиги погибли. После так могут Копинки погибнуть. Сам видишь, совсем мало осталось нас…

— По старым законам живем, других не знаем. — И в упор посмотрел на Стиллу. — А ты разве знаешь? Скажи, если знаешь!

Она промолчала.

Никаких новых законов Стилла не знала. Только видела, как худо люди живут, и внутренне, сердцем протестовала против такой жизни. А теперь решила высказать вслух все, что накопилось в ее душе протестующего, гневного. Кроме того, она была очень привязана к Ноко, считала его умным, добрым, справедливым. И теперь с горечью поняла, что он такой же, как все: слабый, покорный; и впервые чувство неприязни к брату вспыхнуло в сердце девушки.

— Что ж ты молчишь? Говори, если знаешь! Стилла опустила руки:

— Не знаю! Ноко оживился.

— Так что не говори больше… Но Стилла резко прервала:

— Все равно говорить буду, что по-старому жить нельзя! И сама так жить не буду! А ты, Ноко, слабый ты человек, уйди от меня!..

Она бросилась на меховую подстилку, закрыла руками лицо и зарыдала.

Ноко постоял в нерешительности, потом вышел, хлопнув берестяной дверью.

Весь день Стилла не выходила из юрты. Не подкладывала хвороста в очаг, не варила пищи. Кусок оленьей грудины, который принес Ноко, Стилла бросила на корягу за дверью: не нужно ей!

Стилла лежала на полу и усталым, отсутствующим взглядом смотрела в темный угол, где висело ружье дедушки Серафима. Потом она подумала о кривом уроде — сыне шамана Елизара. Ясно представила себе его странную медвежью походку, высокий горб на спине, приплюснутый красный нос и маленькие, злые, как у лисы, попавшей в капкан, глаза. Она брезгливо скривила губы, содрогнулась.

Ей хотелось войти в юрту к человеку смелому, доброму, красивому, и она верила, что, когда придет счастливый день, Ноко вынесет ее на руках, как того требовал древний обычай лесного народа, из юрты дедушки и передаст в руки будущему мужу.

При всей смелости, которую она проявила в разговоре с Ноко, Стилла в то же время чувствовала себя беспомощной. В самом деле, что она могла сделать одна? Ничего решительно. Никто не захочет ссориться из-за нее с шаманом, озлоблять его, тем более что она, Стилла, не из рода Копинка, а пришлая, и меньше всего смеет заявлять о каких-то своих правах.

И она опять, как на единственное свое спасение, посмотрела на висевшее в углу ружье. Встала, откинула назад упавшие на глаза волосы, шагнула в угол и сняла ружье.