Реинкарнация Тьмы - [59]

Силы окончательно покидают мое тело, я падаю навзничь. Действие зелья закончилось, меня начинает колотить и подбрасывать, словно я лежу верхом на диком скакуне.

Шприц! Напрягая остатки сил, достаю прощальный подарок Григория, сбрасываю с него футляр.

Сил хватает на то, чтобы замахнуться, но вонзить препарат себе в грудь не получается. Глаза закрываются, руки бессильно падают. Последнее, что чувствую — как бешено колотящееся сердце не выдерживает и, после мучительно долгой паузы, останавливается.

Меня накрывает тьма.

Интерлюдия №5

Нельзя сказать, что сон принес мне позитивные эмоции. Скорее, я бы назвал его ночным кошмаром. Но просыпаюсь я вовсе не от ужаса, пережитого в сновидении, а от ощущения чужого присутствия.

В моей камере есть кто-то посторонний. Я чую его запах, слышу тихое дыхание, чувствую на себе изучающий взгляд.

Открываю глаза и поворачиваю голову. На месте, где совсем недавно за столом восседал канцлер, теперь стоит небольшой деревянный табурет, на котором и устроился мой новый посетитель.

Рассматриваю его настолько подробно, насколько это возможно в полумраке камеры.

Невысокий, с темными волосами и залысиной на макушке. Круглое, чуть полноватое лицо с большими щеками и проницательными глазами. Немного выпирающий живот и короткие ноги. Его полнота скорее не от изнеженности, а больше похожа на природную предрасположенность, которой, впрочем, не слишком сопротивляются. Одет богато, но без излишеств и пафоса. Осанка, стиль. По всему видно — представитель высшего света.

— Глеб Штельмахер! — произносит гость, заметив, что я проснулся, — Приятно наконец познакомиться с вами лично.

Я скидываю с себя покрывало и принимаю сидячее положение. Хмуро гляжу на незнакомого мужчину.

— Вы знаете, кто я? — спрашивает гость.

— Хреновым я был бы агентом спец-гвардии, если бы не знал в лицо министра внутренних дел, — произношу я.

Голос звучит неожиданно хрипло, голодный вечер дает о себе знать.

— Хорошо, — министр кивает с довольным видом, — Но я здесь вовсе не по своим прямым обязанностям. Сейчас я представляю некую другую организацию...

— Масоны, — подмечаю я, стрельнув взглядом на руку министра.

На его пальце покоится внушительный перстень с изящной гравировкой: открытый глаз в треугольной пирамиде, обрамленной разнообразными символами.

Мужчина недовольно морщится.

— Мы не любим, когда нас так называют, — назидательно произносит он, — Это слишком вульгарно. Я представляю эзотерическое сообщество Свободных Каменщиков.

— Как же, каменщиков, — настает мой черед усмехаться, — Интересно, сколько из ваших членов смогут хоть два кирпича уложить рядом друг с другом.

На некоторое время в камере воцаряется тишина. Гость задумчиво смотрит на меня, поигрывая желваками.

— Надеюсь, мне не нужно объяснять, что такое символизм? — говорит он, наконец, — Камни — суть лишь символы, первоэлементы, из которых состоит все сущее, в том числе и человеческая душа. Именно ее мы и стремимся познать и, по мере наших скромных сил, усовершенствовать.

— Как вам угодно, — у меня нет никакого желания спорить, — Не вижу смысла в теологических диспутах. Однако, господин министр, если вы тут не как министр, то, разрешите узнать, зачем вы здесь? С какой целью я понадобился мас... э-э-э... вольным каменщикам?

Масон опять помолчал. Похоже, это у него было в привычке — делать длительные паузы в разговоре, чтобы обдумать свои слова. Или заострить на чем-то внимание.

— Меня интересует происшествие в Каламате, — говорит он, прерывая затянувшееся молчание, — Вы ведь жили там некоторое время.

— Ага, меня туда сослали.

— Не важно... Вы и некоторые члены вашей команды... бывшей команды... находились в Каламате, когда там разразилась эпидемия. Знаете, многие в правительстве склонны думать, что именно вы выпустили вирус на волю и спровоцировали пандемию.

— Бред. Бред сивой кобылы.

— А вот я не уверен. Ведь вы общались там с представителем нашей организации, мистером Паэльо... О чем я, конечно же, был сразу поставлен в известность.

— Так чего вы хотите сейчас?

— Расскажите мне все. От начала и до конца. Как так вышло, что почти целый город внезапно скосила эпидемия неизвестной болезни, но, тем не менее, в конечном итоге, человеческих жертв удалось избежать? Что это было?

Я устало опираюсь на стену. Хочется есть и спать, а вовсе не заниматься полуночными разговорами.

— А с какой стати мне вам об этом рассказывать? — вопрошаю я.

Опять пауза. Я даже начинаю немного задремывать, пока мой гость не соизволяет продолжить беседу.

— Ваше дело будет передано в суд, и, как мне кажется, исход судебного заседания уже предрешен, — заявляет министр, — Слишком много доводов «против» и ни одного довода «за». У вас не осталось союзников, от вас отреклись даже бывшие друзья. Знаете, например, что некие Марио Грассо и Хельга Сансет дали показания против вас и остальной команды?

— Марио? Вполне допускаю... А вот Хельга... Нет, не может быть!

— Можете мне верить или нет, правда от этого не измениться. А правда в том, что у вас не осталось ни единого друга за пределами этих тюремных стен! Таким образом, с вашей стороны будет крайне неблагоразумно отказываться от сотрудничества с весьма влиятельной организацией.