Регистратор - [38]

Регистратор взглянул вверх на свой четвертый этаж; за окном кто-то стоял, это виделось по особому отблеску окна, казалось, что окно блестело иной чернотой, пока он приближался, человек уходил вглубь комнаты, казалось в то же время, что он кого-то обнимает: за стеклом было двое; он побежал, он решил подняться по лестнице, потому что иначе если бы его заметили оттуда, то они постараются спуститься по лестнице, думая, что он поедет на лифте; он взбежал почти неслышно, тяжело дыша, дверь не поддавалась, будто кто-то ее держал с той стороны, плечом, всем телом, он с трудом преодолевал чей-то подпор, потом внезапно она распахнулась, хлопнуло окно, полетели какие-то листки, раздался звон стекла, летали те самые листы прозы, дверь снова с силой сама захлопнулась, хлопали окна; двое ушли в ванную, его здесь не было, его никто не замечал, он прошел, лег на диван в маленькой комнате и видел теперь только входную дверь; пока он так лежал, не чувствуя и не зная ничего, на улице раздались звуки торжественной медленной музыки, и неожиданно ясно Регистратор понял, что кто-то умер, его бездвиженье соответствовало неожиданной ясности его мышления; на улице кто-то спросил: слушай, Фант, кого там хоронят? он прошел на балкон, под ним была асфальтированная площадка, на которой две девочки играли в бадминтон, волан летал от одной к другой, будто независимо от них, самостоятельно, не опускаясь вниз, бесконечно долго; он закинул одну ногу на барьер, но сил не было совсем, перевалиться туда он не смог, он упал на кафельные плитки балкона и долго так лежал, ощущая приятный холод бетона; Джульетта расстегнула ему рубашку, раздела, здесь же на балконе умыла водой, поливая ему из ковшика, и умыв, перенесла на жесткий детский топчан, который стоял здесь же.

Регистратор подумал: зачем она вышла замуж? он отказался, так и не пошел на свадьбу, и всю ночь спал, снились ему только сны, но никакой свадьбы там не было, там было, пожалуй, все, кроме свадьбы; теперь, лежа на диване, он видел, что пришла Джульетта, он снова вглядывался, все не мог точно все рассмотреть, был ли кто еще там; Джульетта как бы вся утяжелялась книзу, расширялась сразу в бедрах и, начиная с бедер, плотность ее стекала вниз, в ноги, и оканчивалась в ее округлых пальцах небольшой плотной стопы, которую он потом долго рассматривал, а вверху, наоборот, все было легко, подвижно, легкие руки, узкие плечи и небольшая, естественными бугорками, без поддержки, грудь — все как бы стекало сверху вниз, и там, останавливаясь, уплотнялось и застывало избыточной, но гармоничной формой; потом он помнил, что встал и подошел к ней, она еще повторила, это он помнил, что ей нужны спички и соль, соль и спички, отчего он только понял, что она пришла к нему, он вспомнил, что муж ее доставал по большому блату сигареты, даже «Марлборо», при случае всегда вынимал их, спичек не было, была зажигалка; она почему-то решила, что когда войдет к нему, то скажет: соль и спички; он все вглядывался, все искал тех двоих, и тут почувствовал нечто, между прочим, с Зоей было похожее, пока она листала историю болезни.

Джульетта сделала шаг к нему, как бы подтверждая это нечто, обвила его шею руками и прильнула к нему вся, всей своей стекавшей с нее, легкой сейчас тяжестью, сначала они так стояли, а Митя думал: господи, зачем же все это? (где же те двое?) муж-армянин в это время пил из хрустального бокала вино, мужчины ели зелень, в больших ярких тарелках она лежала на столе — киндза; потом Митя почувствовал, как с ног, всего его охватывают ее руки, кожа, со всех сторон, сбоку, спереди, всюду была она, обтекая его, все ее ложбинки стягивались к нему все плотнее, и он чувствовал, как она заполняет их собой, а бугорки и ложбинки перетекали в новое теперь место, и он их снова заполнял, и радостно сознавал, что он погружается в них, и как это все было родным! как знакомо счастливо чувствовалось и она всем своим существом все искала его, все, что было в ней, устремлялось только навстречу ему, только одному ему, ввысь, пока, наконец, все их вершинки не нашли единственного высшего сочетания, и когда он целовал ее, он все чувствовал, как все это перетекало через шею и плечи к сердцу; ночью, когда он очнулся, Джульетта была рядом, все, что мелькнуло, было верно! вот отчего чувствовалось знакомо-близко! Вот чему он удивлялся: как же это было возможно чувствовать все это? как все одновременно чувствовалось? он увидел снова, как упруго и молодо идет мать, как молодо! и здесь же: как прекрасно было с Надей! все было вместе: и сны, но все они проносились мгновенно, правда, каждое мгновение содержало все-все, без обмана, как было прежде, все было вместе, вся его жизнь укладывалась теперь в это новое измерение, все беспрерывно прессовалось и, казалось, конца этому не будет, и все через голову, шею, руки, все шло к нему, через его бедра, через плечи, все, все! А Надя все шептала: милый, ты чувствуешь, я знаю, знаю, это прекрасно! прекрасно, это восхитительно, ты чувствуешь! мы прорастаем, прорастаем! с тобой вместе! вместе с тобою, мы один стебель, одна трава, одна земля, мы с тобою вместе, одна земля, мы прорастаем с тобой вместе, одним стеблем, милый мой! мы прорастаем одним стеблем, одним деревом, одной веткой… одним листом жизни, одним дождем, милый, ты чувствуешь, я знаю! вместе со мной! вместе со мной, одним телом, одним стеблем, мы с тобой одно… одно тело… одна рука… еще один стебель, еще один лист… дерево…. еще одна река, еще один лес, твои руки, твое прекрасное лицо, твое прекрасное тело, твои восхитительные губы!.. мы с тобой одна земля, одно дерево… одно небо… дерево… стебель… ветви… одни… одни губы… твои восхитительные руки! господи, расчлени же меня! твои прекрасные тяжелые руки, господи, ну, пожалуйста, милый, сдави мне грудь! расчлени меня, милый! Я люблю, я