Референт - [3]
Ровно в два часа Николай Фаддеевич постучал и вошел в кабинет шефа.
- Вы не дома? - удивился Хмыков.
- Я был в медпункте, Борис Семенович, взял таблеток и решил остаться, тем более что дело, о котором вы говорили утром, на мой взгляд, требует срочного хирургического вмешательства или, по крайней мере, профилактики, - доложил Вершиков, побледнев то ли от болезни внутренней, то ли от крайней взволнованности. - Болеть мы не имеем права.
- Так в чем же дело? - Борис Семенович положил на письменный прибор ручку и откинулся в Кресло.- Что-нибудь серьезное?
- Думаю - да.- Николай Фаддеевич присел все на тот же стул и, с удовлетворением отметив, как сиденье благотворно холодит зад, приступил к делу. - Положение серьезнее, чем нам казалось поначалу. Двое из литейки литейщик Курашов и формовщик Шемяка - действительно льют в обеденный перерыв различные, если можно так сказать, скульптуры. Заводила там Шемяка, он делает из глины фигуры и заформовывает их, а Курашов лишь сообщник. Вы были совершенно правы, Борис Семенович, когда утром говорили, что выставка - акт идеологический. С этой единственно правильной позиции я и действовал. Металла на все скульптуры ушло немного, всего пятнадцать пудов - двести сорок килограммов. Эти самодеятельные скульпторы представили мне справку о том, что на наш пункт приема металлолома ими сдано триста черного и пятьдесят килограммов цветного металла, что якобы окупает амортизацию казенного оборудования, которую, кстати, просчитать трудно, как трудно учесть и моральные потери государственного предприятия: вдруг все захотят заниматься такой же самодеятельностью? Но это уже из разряда наших предположений. Главное же, на мой взгляд, это идеологическая подкладка этого дела.
Борис Семенович, внимательно слушая своего помощника, вспомнил себя тридцатилетнего. Владел ли он тогда словом? - нет, не владел. Был косноязычен, нелогичен в своих речах. Простенькое выступление на бумаге фиксировал, и то плохо получалось. Помог тесть. Устроил поначалу хозяйственником здания треста, потом помог продвинуться в профком, и когда Хмыков поднабрался, как цинично выражался тесть, опыта социальной демагогии - двинул зятя в замы по хозчасти. Так и пошло-поехало.
Вершиков, заметив в глазах шефа мечтательные огоньки, предусмотрительно замолчал.
- Продолжайте, продолжайте, - шевельнул Хмыков пальцем.
- Так вот, меня беспокоит, Борис Семенович, идеологическая подоплека этого дела. Рассмотрев скульптуры с этой точки зрения, я был удивлен тем, что на нашем предприятии самодеятельные художники, или, точнее, люди, тщащиеся быть таковыми, наши работники...
- Как, как вы сказали? - перебил Хмыков.- Тща-тща?..
- Тщащиеся... - повторил настороженно Вершиков.- А что? Что-нибудь не так, Борис Семенович? - Он постоянно повторял имя шефа намеренно: где-то когда-то вычитал, что обращение к собеседнику по имени-отчеству - один из способов расположить его к себе.
- Нет-нет, все правильно, - успокоил референта патрон, подумав про себя: "Тщащиеся... Грамотная же нынче молодежь, мы такими не были. Надо запомнить словечко, пригодится".
- Так вот, я просмотрел эти, с позволения сказать, скульптуры и меня удивило... - Николай Фаддеевич поймал себя на повторении уже говоренного и поправился. - Идеологически скульптуры незрелы: в большинстве своем это обнаженная натура - девушки и женщины. Все они составляют, как говорят сами изготовители, цикл под названием "Юность - старость". Понять этих подельщиков, когда они изображают юных девушек в... - Николай Фаддеевич кашлянул, - еще можно. Их и Роден изготовлял. Но когда они раздевают зрелых женщин, а тем более уже пожилых - извините - это попахивает пошлостью и возмущает вкус: изработанные тела рожавших тружениц вряд ли вызовут восторг зрителей.
- Они что же, наших работниц - в голом виде? - недоуменно спросил Хмыков.
- Не скажу. Ни одной из пожилых женщин я не узнал. Шемяка мотивирует это тем, что все скульптуры пожилого возраста - образы собирательные, но собранные все-таки с наших тружениц. На вопрос, почему же они такие... простите, уродливые... ответил - у нас на заводе большой процент ручного женского труда. Намекая, будто мы не бережем наших ветеранов из числа женщин. Но эти нападки, конечно, от политической близорукости. Возмущает и такой факт: этот "мастер" в кавычках не нашел у нас, кого изобразить, есть же передовики труда, есть просто героические люди!.. Но нет. Я уж и так и эдак. Ведь могла бы получиться прекрасная галерея скульптурных портретов, выполненных в металле!
- Да, - согласился Хмыков, представив такую выставку. - Была бы неоценимая экспозиция для заводского музея. Мы бы комнату лишнюю не пожалели выделить...
- И кроме того... - Николай Фаддеевич замялся, но все же справился с волнением, решился. - Да что там. Честно скажу, Борис Семенович, среди скульптур из раздела "Юность" я узнал секретаршу нашей канцелярии Веру Быковяк.
- Это та, что была здесь утром? - насторожился Хмыков.
- Да, она. - Кивнул Вершиков. - Но вы не подумайте, я застал ее в кабинете, когда она тут манипулировала с какими-то бумагами на вашем столе. Оказалось, вчера работу не сделала, а сегодня утром решила вложить в папку "На подпись". Пришлось отчитать. Вот так... случайно.
В новую книгу молодого писателя С. Ионина, лауреата премии им. А. М. Горького, вошли рассказы о нашей повседневной жизни, о любви. Написаны они увлекательно, с юмором. Несколько рассказов посвящены службе в армии, знакомой автору не понаслышке. Поколениям оренбургского казачьего рода Бочаровых посвящен цикл рассказов «Род» — представители его воевали в Красной Армии, в Белой Армии, сражались с немцами в Отечественную войну, а младший Бочаров — военный летчик — выполнял интернациональный долг в Афганистане.
Судьба? Она прописана или как? «Волчонок» Евгении Серенко – чувственное повествование от начала до конца. История жизни одной семьи в нескольких поколениях – непростая, нелегкая. Скажешь, с кем не случается, у кого не бывает? Дело только в малом, не видим мы себя со стороны, не знаем конца, не осознаем… Здесь, себя найдешь – в герое, поступке или словах, обязательно найдешь, и может быть, оценишь…
Давным-давно, в десятом выпускном классе СШ № 3 города Полтавы, сложилось у Маши Старожицкой такое стихотворение: «А если встречи, споры, ссоры, Короче, все предрешено, И мы — случайные актеры Еще неснятого кино, Где на экране наши судьбы, Уже сплетенные в века. Эй, режиссер! Не надо дублей — Я буду без черновика...». Девочка, собравшаяся в родную столицу на факультет журналистики КГУ, действительно переживала, точно ли выбрала профессию. Но тогда показались Машке эти строки как бы чужими: говорить о волнениях момента составления жизненного сценария следовало бы какими-то другими, не «киношными» словами, лексикой небожителей.
Действие в произведении происходит на берегу Черного моря в античном городе Фазиси, куда приезжает путешественник и будущий историк Геродот и где с ним происходят дивные истории. Прежде всего он обнаруживает, что попал в город, где странным образом исчезло время и где бок-о-бок живут люди разных поколений и даже эпох: аргонавт Язон и французский император Наполеон, Сизиф и римский поэт Овидий. В этом мире все, как обычно, кроме того, что отсутствует само время. В городе он знакомится с рукописями местного рассказчика Диомеда, в которых обнаруживает не менее дивные истории.
Эйприл Мэй подрабатывает дизайнером, чтобы оплатить учебу в художественной школе Нью-Йорка. Однажды ночью, возвращаясь домой, она натыкается на огромную странную статую, похожую на робота в самурайских доспехах. Раньше ее здесь не было, и Эйприл решает разместить в сети видеоролик со статуей, которую в шутку назвала Карлом. А уже на следующий день девушка оказывается в центре внимания: миллионы просмотров, лайков и сообщений в социальных сетях. В одночасье Эйприл становится популярной и богатой, теперь ей не надо сводить концы с концами.
Сказки, сказки, в них и радость, и добро, которое побеждает зло, и вера в светлое завтра, которое наступит, если в него очень сильно верить. Добрая сказка, как лучик солнца, освещает нам мир своим неповторимым светом. Откройте окно, впустите его в свой дом.
Сказка была и будет являться добрым уроком для молодцев. Она легко читается, надолго запоминается и хранится в уголках нашей памяти всю жизнь. Вот только уроки эти, какими бы добрыми или горькими они не были, не всегда хорошо усваиваются.