Редкие девушки Крыма - [109]

Шрифт
Интервал

Удивительно, я совсем не чувствовал уколов совести. Если помнил о Лене, о прощании с ней, – то отстранённо, будто видел нас обоих в кино, и ни её письмо, полученное в конце декабря, ни моё, отправленное на следующий день, ничего не меняли.

– Скоро выходные, Саш… – пробормотала Таня, – воскресенье и новый праздник, Христос воскре…

– Родился, – подсказал я, но она уже не слышала. Единственная, никого другого не может быть! Хоть бы утро подольше не наступало…

Будильник Таня поставила на без четверти семь. Закрыв глаза, я нарисовал в воображении циферблат с огромными стрелками, застывшими на шесть-пятнадцать, запрограммировал себя проснуться и минута в минуту словно подскочил. Так быстро, как только мог, одолел в ванной извечное утреннее неудобство, умылся и выбежал на кухню. Когда Таня, радостная и готовая к долгому дню, села за обеденный стол, её ждали горячая яичница с помидорами и болгарским перцем из замороженных летних запасов, нарезанный хлеб и закипающий кофейник.

– Вечером опять ко мне, – напомнил я по дороге в институт.

– Могут задержать… Если полчаса меня не будет, поезжай домой, сама доберусь.

– Час.

– Ладно. Эх, в общаге меня забудут…

– Ничего страшного. Танечка, ты лучшая на свете.

– Ты тоже. Всё, Сашуля, мне пора, чао! До вечера.

– Но пасаран. Худых и мускулистых студентов тебе.

Вернулся домой. «Завтракать не буду, – сказал маме, – спасибо, мы уже… Впрочем, можно через час. И пойду шататься с фотоаппаратом». Вошёл в комнату. Десять часов, Танька учится вовсю. Завёл будильник на одиннадцать. Оставила, рассеянная!.. Нет, не трусики, тетрадь на столе. Каюсь, я приоткрыл: разворот исписан химическими формулами. Углерод, кислород, татьяний… Мысленно пожелал, чтобы эта тетрадка ей сегодня не понадобилась, рухнул на диван и, кажется, ещё в падении уснул.

14

В январе была неделя, когда казалось, что время идёт на второй круг. На каникулы в Солнечное собрались почти все одиннадцатиклассники: так, не добавляя «бывшие», я называл друзей и будто становился с ними вровень. Даже курсанты, о чьей жизни мы прежде узнавали только из писем, приехали в увольнение. Прилетела Таня и выполнить обещание спать до двенадцати не смогла. «До десяти кое-как терплю, и всё, тянет на подвиги!» – говорила она по дороге в подвал, на ходу вспоминая ударные партии: больше полугода не видела установки, микрофона. Ничего не забыла, ни одного движения, ни одной ноты. В пятницу мы устроили открытую репетицию в первом составе плюс, конечно, скрипачка Майя. Среди гостей я, к изумлению, увидел рыжую соседку Светлану, – взрослые заглядывали в подвал с октября, но она до сих пор не бывала, да и представить её здесь я не мог. На следующий день, позвонив мне домой, она попросила разрешения спеть с нами что-нибудь красивое. Сюрприз для мужа с дочкой, как я понял. Голос у Светы был джазовый, с большим диапазоном, вроде Эллы Фитцджеральд. Выбрали песню «Двое»:

И вновь дурман цветущей липы,
Птиц то ли вскрики, то ли всхлипы,
Конец июня, царство дня…17

Она оказалась неожиданно трудной, но мы всё-таки выучили и сыграли – уже после того как студенты разъехались по своим новым городам. Именно эти два события окончательно дали мне понять, что никакого второго круга у времени не будет. Превращайся в камень, Саня, в камень, выпущенный из катапульты!..

Что можно вспомнить о последнем школьном полугодии? Оксана Ткаченко вернулась из Москвы таинственно-хитрая или хитро-таинственная. Влюбилась там? – подумал я сразу и не ошибся. До сих пор, когда слышу разговоры о невозможности дружбы между девушкой и парнем, вспоминаю Оксану и наши с ней отношения в эти месяцы. Не было у вас, господа, таких друзей и таких подруг!

Мы с Таней всё так же часто отсылали друг другу письма и не повторялись, каждый раз отыскивая новые, новые темы. То, что их находила она, было не удивительно, но ведь как-то и я умудрялся. Очень скоро письма, разложенные стопками, заняли целый ящик моего стола: кроме Таниной, самой высокой и быстро растущей, – от всех одиннадцатиклассников и от Лены Гончаренко. Она была в порядке, в новой школе приняли хорошо, не сравнить с нашим зверинцем. Брат вёл себя смирно – зарабатывал характеристику для суворовского училища, да и побаивался отчима: нрав у Анатолия, как я понял, был крутой, и рука потяжелее некоторых. С Леной мы переписывались в сдержанном, немного шутливом тоне, словно договорившись не упоминать внезапное прощание. Но как она решилась прийти! Я представлял, чего это стоило, какой смелости надо было набраться! И вот – ни слова, ни малого намёка, только иногда мелькнёт сожаление о том, что нельзя вернуться, переиграть, вновь почувствовать её так близко; мелькнёт, даже выскочит на лист, но я мигом скомкаю и напишу новый, шутливо-сдержанный… Ладно, я знал на опыте, что от этих мыслей не останется следа, когда будет рядом настоящая, неунывающая Таня.

Что ещё? Замена в «Подвале» мне нашлась сама – девятиклассник Лёша Фридман, чьи пальцы были тоньше моих и умели бегать по грифу куда проворнее.

Весной у нас наконец-то открылся компьютерный класс. Я успел поиграть в тетрис и увидеть на дисплее «Здравствуй, мир», написанный собственными руками. Учёба? Учёбы как таковой в эти полгода не было – одно лишь повторение пройдённого, подготовка к будущим испытаниям. Последний звонок, выпускные экзамены, вручение аттестатов, прогулка на штабном катере… Всё как у других, и задерживаться здесь не стоит.


Рекомендуем почитать
Парадиз

Да выйдет Афродита из волн морских. Рожденная из крови и семени Урана, восстанет из белой пены. И пойдет по этому миру в поисках любви. Любви среди людей…


Артуш и Заур

Книга Алекпера Алиева «Артуш и Заур», рассказывающая историю любви между азербайджанцем и армянином и их разлуки из-за карабхского конфликта, была издана тиражом 500 экземпляров. За месяц было продано 150 книг.В интервью Русской службе Би-би-си автор романа отметил, что это рекордный тираж для Азербайджана. «Это смешно, но это хороший тираж для нечитающего Азербайджана. Такого в Азербайджане не было уже двадцать лет», — рассказал Алиев, добавив, что 150 проданных экземпляров — это тоже большой успех.Книга стала предметом бурного обсуждения в Азербайджане.


Я все еще здесь

Уже почти полгода Эльза находится в коме после несчастного случая в горах. Врачи и близкие не понимают, что она осознает, где находится, и слышит все, что говорят вокруг, но не в состоянии дать им знать об этом. Тибо в этой же больнице навещает брата, который сел за руль пьяным и стал виновником смерти двух девочек-подростков. Однажды Тибо по ошибке попадает в палату Эльзы и от ее друзей и родственников узнает подробности того, что с ней произошло. Тибо начинает регулярно навещать Эльзу и рассказывать ей о своей жизни.


Год со Штроблом

Действие романа писательницы из ГДР разворачивается на строительстве первой атомной электростанции в республике. Все производственные проблемы в романе увязываются с проблемами нравственными. В характере двух главных героев, Штробла и Шютца, писательнице удалось создать убедительный двуединый образ современного руководителя, способного решать сложнейшие производственные и человеческие задачи. В романе рассказывается также о дружбе советских и немецких специалистов, совместно строящих АЭС.


Всеобщая теория забвения

В юности Луду пережила психологическую травму. С годами она пришла в себя, но боязнь открытых пространств осталась с ней навсегда. Даже в магазин она ходит с огромным черным зонтом, отгораживаясь им от внешнего мира. После того как сестра вышла замуж и уехала в Анголу, Луду тоже покидает родную Португалию, чтобы осесть в Африке. Она не подозревает, что ее ждет. Когда в Анголе начинается революция, Луанду охватывают беспорядки. Оставшись одна, Луду предпринимает единственный шаг, который может защитить ее от ужаса внешнего мира: она замуровывает дверь в свое жилище.


Карьера Ногталарова

Сейфеддин Даглы — современный азербайджанский писатель-сатирик. Его перу принадлежит роман «Сын весны», сатирические повести, рассказы и комедии, затрагивающие важные общественные, морально-этические темы. В эту книгу вошла сатирическая баллада «Карьера Ногталарова», написанная в живой и острой гротесковой манере. В ней создан яркий тип законченного, самовлюбленного бюрократа и невежды Вергюльаги Ногталарова (по-русски — «Запятая ага Многоточиев»). В сатирических рассказах, включенных в книгу, автор осмеивает пережитки мещанства, частнособственнической психологии, разоблачает тунеядцев и стиляг, хапуг и лодырей, карьеристов и подхалимов. Сатирическая баллада и рассказы писателя по-настоящему злободневны, осмеивают косное и отжившее в нашей действительности.