Редкая монета - [4]

— Вот и заканчивай быстро, если ты такой шустрый, — ответил Гришка с такой же интонацией и отошёл в сторону.

Втроём быстро разгрузили машину и, когда она уехала, притупили к осмотру объекта.

Все трое по приставной лестнице полезли на чердак и стали осматривать стропильную систему. В одном месте нужно было заменить мауэрлат — брус, лежащий на стене, на который упираются стропила. В этом месте прохудилось кровельное железо, дерево подмокало и сгнило.

Сгнили также три стропильных конца и несколько досок настила. Работа была рядовая, всего дня на два с половиной — три, но слезши на землю, Алисов стал выговаривать хозяйке:

— Ну, бабуля, и влопались мы в работёнку!

— А что?

— Там столько работы, что и за неделю не управимся, а нам всего три дня дали, за них и заплатят.

— Я отблагодарю вас, сынки. Вы же постарайтесь.

— Постараемся, бабуля, постараемся. Нам только, чтоб обед был, а вечером магарыч.

— Обед я уже вам приготовила, а магарыч будет по окончанию.

— Чего так? — удивился Петро.

— У нас дома ни белую ни красное не пьют. И ваш начальник нас предупредил, чтобы никакой водки.

— Пусть тот начальник помахает целый день топором и молотком, да потягает шифер на крышу, да на холоде помёрзнет.

— Сейчас лето, сынок, квасок холодный у меня есть.

— Эх, бабуля… — хотел ещё что-то сказать Алисов, но его оборвал Дзюба:

— Ладно базарить. Пошли работать..

На чердаке стоял затхлый запах, а солнце нагрело кровлю до такой степени, что, казалось, что они попали в духовку.

— Надо скорее сорвать кровлю, хотя бы местами, чтоб продувало, а то мы поджаримся, предложил Алисов.

— А если дождь пойдёт? Помнишь, какой скандал был, когда Крячко оставил на ночь раскрытой кровлю, и у хозяев даже мебель намокла.

Сдерём железо в том месте, где будем менять стропила, и то полегчает. Федька, бери гвоздодёр и сдирай железо вот отсюда до сюда. А мы займёмся стропилами.

Федька полез за инструментом, взял его и вылез на крышу. Раздался противный скрежет от выдираемых гвоздей и сразу же Федькин крик:

— Ой, я жопу об горячее железо обжог!

— А яйца не сварил? — засмеялись мужики.

— Та вроде нет, — чуть не плача ответил Федька..

— Пойди попроси у бабки старое рядно, подстелишь и сядешь на него.

Федька принёс самодельный, плетёный круглый половик и приступил отрывать кровельное железо. Время приближалось к обеду, хозяйка вынесла из дому кастрюлю с борщом и поставила её на столик под развесистой шелковицей, закрывающей своей кроной полдвора. Запах поджаренного сала, положенного в борщ достал и до крыши. У мужиков потекли слюни, заурчало в животе, и Алисов предложил:

— Всё, Бугор, кончай ночевать, пошли руки мыть.

— Да вроде рановато, — сказал Дзюба.

Но запах борща так наркотически кружил голову, что ждать ещё пятнадцать минут не хватало сил. Алисов увидел, что маятник желания бригадира качнулся в сторону его предложения и крикнул:

— Федька, слазь с крыши и пошли руки мыть.

Но Федька и сам понял, что надо заканчивать работу.

— Иду, иду! — отозвался он.

Борщ обжигал рот, но оказался настолько вкусен, что невозможно было остановиться и подождать пока он остынет. На столе лежал чеснок и хлеб с неповторимым вкусом — «Украинская паляница», который пекли по специальному рецепту только на одном хлебозаводе, и все командировочные везли его домой, как лучший подарок семье, издавал сильный аромат, имел хрустящую корочку. Ели шумно чавкая, а когда немного насытились, хозяйка спросила:

— Ну и як, хлопци, борщ?

— Ой, не пытайте, — перешёл в тон бабке, на украинский, Алисов, — выщий смак, сто грамив бы до нёго.

— А це вже, хлопци, пробачтэ. Що пыты будете, квас, чи чай.

— Какой, бабуля чай, в такую жару? — заявил Алисов.

— А мне чай, и погорячее и погуще, — сказал Дзюба, — внутренний жар выгоняет наружный.

Он за время своих отсидок, так приобщился к чаю, а вернее к чефиру, густому напитку в пропорции один к одному — пачка чая на стакан кипятка, что никаких других напитков, кроме спиртных, конечно, не пил.

Едоки разморились от горячей пиши, поблагодарили бабку и закурили. Воздух запах дешёвой «Примой». Федька, вчера допоздна гулявший, лёг на землю под соседней грушей и сразу уснул. Ему приснился сон с голубями, кошками и ещё с чем-то интересным. Но досмотреть ему не дали.

— Вставай — просыпайся рабочий народ, штаны одевай и ступай на завод, — услышал Федька, такой противный голос Алисова, что хотелось послать его, но вспомнив о его старшинстве, открыл глаза.

— Сейчас, сейчас.

— Иди заканчивай свою работу, а мы будем стропила тесать.

Работать не хотелось, Федька сладко потянулся и полез на крышу.

Мауэрлат уже сняли и обнажилась кирпичная кладка стены. Федька наступил на ближайший кирпич, но он выпал из стены, нога провалилась на чердак, и Федька упал бы, но успел ухватиться за ближайшую доску.

— Фу ты, чёрт, — и оглянулся, чтобы увидеть, что послужило его неустойчивости.

Он увидел выпавший кирпич, а на стене, в выемке, какую-то грязную, когда-то промасленную тряпку а в ней, наверное, что-то завёрнутое… Он потянул за неё, но она не поддавалась. Федька взял гвоздодёр и подковырнул свёрток снизу. Он почувствовал, что внутри находится твёрдый предмет. Развернув тряпку, Федька увидел квадратную жестяную коробочку, на которой изображалась сине — белая сетка и две большие, наложенные друг на друга буквы ТЖ. Федька тряхнул коробочку и в ней что-то глухо стукнуло. Рассмотрев как лучше открыть коробочку, которая была на петле, он потянул с противоположной стороны. Скрипнув, коробочка открылась и Федька увидел бархатку. Развернув её и увидел там четыре монеты. На верхней он успел разглядеть герб с двуглавым орлом и услышал окрик: