Редакционные статьи -2 - [25]

Не в первый раз наше «общество» волею судеб переживает достойный горького смеха переход — даже не переход, а перекат — от легкомысленной забывчивости и самоуверенности к самому жалкому перепугу и растерянности. Не в первый раз скороспелые и приятные перспективы, связанные с приближением переезда в Москву, сменяются паническим лепетом о том, куда бежать, где укрыть свою драгоценную шкуру. Не в первый раз ликующее празднословие превращается в холопский ропот разочарования и готовность лечь — увы, не костьми, а ничком — перед какой бы то ни было силой, лишь бы она заслонила собой перепуганную заячью душу от реющего в отдалении хищника…

Не в первый раз.

И не в последний, может быть. Скоро сказка лишь сказывается. Дело же — особенно величайшее в истории человечества дело, доставшееся в удел современным поколениям, — делается не скоро, движется вперед путями трудными, тернистыми, медленными. И да будет благословен не только герой, душу свою отдающий за други своя, но и незаметный, повинный работе вол, в честном сознании долга скромно и безмолвно прорезающий свою борозду в одном направлении — к созданию единой мощной Родины, в которой — и только в ней одной — все усталые и обремененные обретут покой и отдых!

И в нынешний трудный момент одно нужно для блага несчастного отечества нашего: чтобы перепуганное двуногое стадо уподобилось этому скромному незаметному волу, честно ведущему свою борозду на общей русской полосе. От праздного пустословия и малодушного метания надо перейти к делу и делать его готовно и добросовестно. Мы так много, так красноречиво, так горячо критиковали. И так мало и плохо работали для Родины. Пора за дело. Хотя бы самое скромное дело, самое малотрудное и доступное силам. Вот перед нами призыв власти к мобилизации одежды. Это и есть то дело, которое надо сделать в первую очередь, и сделать осмысленно, целесообразно, так, чтобы одет был именно раздетый и голый, чтобы собранное не попало в бездонную пропасть хищных приобретателей, татей и разбойников. В этом общество может и должно помочь власти. Вот призыв к мобилизации сил, нужных для возможной обороны Новочеркасска, нужных для того, чтобы не врасплох была застигнута столица Войска в момент случайной опасности. Как бы ни была мало совершенна организация такой самообороны, ей надо отдать наши помыслы и наши силы, дружным откликом помочь ее совершенствованию, но не сотрясать лишь воздух бесплодной критикой и сеянием слухов.

Не всем дано быть героями. Но гражданами, памятующими о долге перед родным краем, должны быть все. И если судьба приведет нас к лучшему, более светлому и удобоносим<о>му периоду жизни, — мы, честно <ис>полнившие высокий долг перед Родиной, будем иметь право глядеть прямо в глаза нашим детям и будущим поколениям России — несомненно великой и единой в будущем нашей отчизны. Если же судьба судит иначе, то да обретет в себе каждый из нас мужество бестрепетно взглянуть в глаза грозному моменту и поведением своим не посрамить славного имени казачьего.

СИЛА ДУХА

«Донские ведомости», № 286. 17/30 декабря 1919. С. 2

Несомненно, грозен переживаемый час, и великую ответственность несем мы за судьбы Родины. Дон, казачество, Россия, та Россия, к которой бесчисленными нитями прикреплено наше сердце, к которой всеми корнями жизни приросли мы, — все поставлено перед трагическим, роковым вопросом:

— Быть или не быть?

И в этот час, перед этим фатальным вопросом грозному испытанию подвергается наше право на достойное существование, наш гражданский дух; делается смотр всему нашему духовному багажу, кладется на весы вся наша внутренняя ценность.

Что мы предъявим Родине в час грозной опасности? Трепетное метание, стадный перепуг, жалкую растерянность от того, что сенат со своей канцелярией переезжает в менее суровый климат и идут разговоры об эвакуации института благородных девиц? Или что другое?

Есть у Тургенева одно чудесное стихотворение в прозе. Великий писатель был потрясен и душевно выпрямлен случайным зрелищем: как малая птаха степная защищала свое гнездо от собаки. Крошечное крылатое существо со всеми своими животами в один миг могло исчезнуть в разинутой пасти огромного пса. Но ни на одно мгновение оно не задумалось, не заколебалось перед опасностью и бросилось вперед на страшного врага со всею силой своего птичьего воодушевления. И один этот боевой вид, эта готовность самопожертвования заставили податься назад озадаченное чудище с высунутым языком… «Мы еще поборемся», — так выразил писатель свое чувство при виде этого яркого и трогательного проявления силы духа в крошечной птичке.

Хорошо бы иной раз перепуганным сынам отечества, переметчикам, летчикам, шкурникам и дезертирам всех степеней и всякого ранга позаимствоваться мужеством и сознанием долга перед родным краем хотя бы у самого обыкновенного воробья, защищающего родное гнездо, родную застреху, родную свою воробьиную краину. С уверенностью можно было бы сказать, что при наличности хотя бы воробьиной готовности постоять за свое родное, дорогое, за тот угол земли, который дал нам жизнь, взрастил, вспоил, вскормил нас, за то, что мы зовем Родиной, — мы были бы несокрушимы в борьбе с босыми, раздетыми, голодными, забитыми страхом и безмерной усталостью полчищами тов. Троцкого. В истории бывали ведь не один раз моменты борьбы в условиях разительного численного неравенства. Горсть одушевленных любовью к родине древних греков разгромила же миллионную армию персидского деспота. И не опрокинули ли разрозненные, нищие голландцы, ставшие за свободу своей угнетенной родины, огромную рать испанского короля, во владениях которого не заходило солнце? И не патриотическое ли воодушевление наших далеких предков решило участь Мамаевых полчищ на поле Куликовом?