Редакционные статьи -2 - [23]
ОТВЕТСТВЕННОСТЬ МОМЕНТА
Может быть, никогда не было момента в нашей исторической современности столь грозного и столь ответственного, как ныне. Борьба за наше «святая святых» — за Россию, за ее целость, единство, достойное бытие, — борьба за собственное наше право жить, за казачество, за его исторически сложившийся уклад, борьба, унесшая столько жертв, потребовавшая столько крови, страданий и слез, — эта борьба подошла ныне к той последней черте, для которой существует только одна формула выражения: «не на жизнь, а на смерть»…
И, может быть, никогда мелкости души обывательской, заячья психология и психология хлева не доходили до такой неприкровенности, как сейчас. Голос упитанного, лукавого шкурничества, ни о чем, кроме собственного корыта и собственной утробы, не желающего помышлять, никогда не был так возмутительно гнусен, как в этот важнейший момент великой русской исторической трагедии.
Это ли не величайшая в мире трагедия, когда горсть людей героического духа, истекающих кровью, годы, долгие годы ведет борьбу за родину-мать, <попранную>, <поруганную>, распятую, в условиях такого неравенства, которое вызывает одинаковый возглас изумления и Ллойд-Джорджа, и у тех полубессловесных масс, что ныне всепожирающей саранчой опустошают трудовое казачье достояние?
— Вот говорили: где это видано, чтобы рукав шубу одолел, ан одолевает, — сознаются «Ваньки», согнанные под ружье плетьми и палками тов. Троцкого.
И если отойти на некоторое расстояние, оглянуться, вспомнить, как наши хутора начинали эту величаво-трагическую борьбу с самодельными пиками, вилами и чекмарями, то и в тяжкой скорби испытаний выпрямляется согбенная душа от чувства гордого сознания и твердой уверенности, отметает все сомнения, все тревоги. Есть у великого писателя земли русской, у Льва Толстого, один великолепный образ жизнестойкой энергии и силы противодействия истреблению: цветок-татарник — в интродукции к повести «Хаджи-Мурат». Среди черного, унылого, безжизненного поля стоял он один, обрубленный, изломанный, вымазанный грязью. «Видно было, что весь кустик был переехан колесом и уже после поднялся и потому стоял боком, но все-таки стоял — точно вырвали у него кусок тела, вывернули внутренности, оторвали руку, выкололи глаза, но он все стоит, не сдается человеку, уничтожившему всех его братьев кругом него».
Необоримым цветком-татарником мыслится нам и родное казачество, и героическая Добровольческая армия, не приникшие к пыли и праху придорожному, когда по безжизненным просторам распятой родины покатилась колесница торжествующего смерда, созидавшего российско-филистимскую советскую республику. Тверда наша вера в эту непобедимую жизнестойкость, непоколебимо упование. Но горькое горе нашей исторической дороги — обывательская забывчивость, подлое лукавство, виртуозное мастерство шмыгать в безопасную подворотню в моменты грозные и вылезать вперед, пылить, фыркать, брызгать зловонной слюной злобной критики, клеветнической брани, когда это можно делать в условиях безопасности и безответственности. Критикующий, пустословящий, злословящий политикан-обыватель не прочь думать, что этим сотрясением воздуха он содействует и помогает успеху дела. Ведь думал же тот помещик из побасенки, который, сидя в тарантасе, плетущемся в гору, усиленно кряхтел, — что он этим кряхтением помогает лошадям…
Но когда дело коснулось действительной помощи родине, когда был поставлен такой, например, важности вопрос, как экстренная необходимость одеть к зиме армию, — какой гвалт поднялся и о нецелесообразности приёмов реквизиции, и о переплаченных пенязях за провизию, и об остановке всей жизни вследствие приказа, запрещающего в течение одного дня выходить из дома. И это кричали те люди, которые не так давно с трусливым безмолвием отдавали самые ценные свои вещи красным хулиганам.
Большевики уже давно отмахнулись от приемов словесной расточительности для убеждений о памятовании долга. Советская власть решительностью манер далеко превзошла старый абсолютизм и отнюдь не смущается и не испытывает никакой неловкости, применяя ту «государственную палку», без которой государственная власть — не власть, а «одно воображение». И шкурник там очень чувствует и почитает эту самую палку. И в моменты борьбы не на жизнь, а на смерть нет иного способа понудить лукавцев подставить плечо под общую ношу, кроме метода беспощадной понудительности. И в нашей родной истории была славная полоса, когда «дубинка» великого преобразователя вывела Россию из положения отсталого, пренебрегаемого полуазиатского царства на славный путь великодержавия. Рискуя навлечь на себя неудовольствие нынешних пламенных наших республиканцев, мы все-таки дерзаем указать на пример гениального царя-трудника как заслуживающий подражания и последования.
Само собой разумеется, что мы верим еще в наличие совести и чести наших сограждан, в известной доле благополучно живущих за спиной доблестной армии нашей. Мы указываем только на некоторое ослабление памяти их, на временное забвение о долге. И конечно, есть необходимость забывчивым людям время от времени напоминать о том, что есть родина, что крестные муки ее вопиют об облегчении, есть армия, изо дня в день глядящая в глаза смерти и имеющая право на самое пристальное внимание к себе сытого и одетого тыла, есть часть народа, вместе с армией разделяющая тяготу войны, — и ради собственного блага не надо забывать об этом.
Федор Дмитриевич Крюков родился 2 (14) февраля 1870 года в станице Глазуновской Усть-Медведицкого округа Области Войска Донского в казацкой семье.В 1892 г. окончил Петербургский историко-филологический институт, преподавал в гимназиях Орла и Нижнего Новгорода. Статский советник.Начал печататься в начале 1890-х «Северном Вестнике», долгие годы был членом редколлегии «Русского Богатства» (журнал В.Г. Короленко). Выпустил сборники: «Казацкие мотивы. Очерки и рассказы» (СПб., 1907), «Рассказы» (СПб., 1910).Его прозу ценили Горький и Короленко, его при жизни называли «Гомером казачества».В 1906 г.
Федор Дмитриевич Крюков родился 2 (14) февраля 1870 года в станице Глазуновской Усть-Медведицкого округа Области Войска Донского в казацкой семье.В 1892 г. окончил Петербургский историко-филологический институт, преподавал в гимназиях Орла и Нижнего Новгорода. Статский советник.Начал печататься в начале 1890-х «Северном Вестнике», долгие годы был членом редколлегии «Русского Богатства» (журнал В.Г. Короленко). Выпустил сборники: «Казацкие мотивы. Очерки и рассказы» (СПб., 1907), «Рассказы» (СПб., 1910).Его прозу ценили Горький и Короленко, его при жизни называли «Гомером казачества».В 1906 г.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Федор Дмитриевич Крюков родился 2 (14) февраля 1870 года в станице Глазуновской Усть-Медведицкого округа Области Войска Донского в казацкой семье.В 1892 г. окончил Петербургский историко-филологический институт, преподавал в гимназиях Орла и Нижнего Новгорода. Статский советник.Начал печататься в начале 1890-х «Северном Вестнике», долгие годы был членом редколлегии «Русского Богатства» (журнал В.Г. Короленко). Выпустил сборники: «Казацкие мотивы. Очерки и рассказы» (СПб., 1907), «Рассказы» (СПб., 1910).Его прозу ценили Горький и Короленко, его при жизни называли «Гомером казачества».В 1906 г.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга о том, как всё — от живого существа до государства — приспосабливается к действительности и как эту действительность меняет. Автор показывает это на собственном примере, рассказывая об ощущениях россиянина в Болгарии. Книга получила премию на конкурсе Международного союза писателей имени Святых Кирилла и Мефодия «Славянское слово — 2017». Автор награжден медалью имени патриарха болгарской литературы Ивана Вазова.
1990 год. Из газеты: необходимо «…представить на всенародное обсуждение не отдельные элементы и детали, а весь проект нового общества в целом, своего рода конечную модель преобразований. Должна же быть одна, объединяющая всех идея, осознанная всеми цель, общенациональная программа». – Эти темы обсуждает автор в своем философском трактате «Куда идти Цивилизации».
Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?
Украинский национализм имеет достаточно продолжительную историю, начавшуюся задолго до распада СССР и, тем более, задолго до Евромайдана. Однако именно после националистического переворота в Киеве, когда крайне правые украинские националисты пришли к власти и развязали войну против собственного народа, фашистская сущность этих сил проявилась во всей полноте. Нашим современникам, уже подзабывшим историю украинских пособников гитлеровской Германии, сжигавших Хатынь и заваливших трупами женщин и детей многочисленные «бабьи яры», напомнили о ней добровольческие батальоны украинских фашистов.
Память о преступлениях, в которых виноваты не внешние силы, а твое собственное государство, вовсе не случайно принято именовать «трудным прошлым». Признавать собственную ответственность, не перекладывая ее на внешних или внутренних врагов, время и обстоятельства, — невероятно трудно и психологически, и политически, и юридически. Только на первый взгляд кажется, что примеров такого добровольного переосмысления много, а Россия — единственная в своем роде страна, которая никак не может справиться со своим прошлым.
В центре эстонского курортного города Пярну на гранитном постаменте установлен бронзовый барельеф с изображением солдата в форме эстонского легиона СС с автоматом, ствол которого направлен на восток. На постаменте надпись: «Всем эстонским воинам, павшим во 2-й Освободительной войне за Родину и свободную Европу в 1940–1945 годах». Это памятник эстонцам, воевавшим во Второй мировой войне на стороне нацистской Германии.