Речи палача. Сенсационные откровения французского экзекутора - [75]

Шрифт
Интервал

Это как в Англии в XIX веке, в 1800. Я прочел в исторических книжках, что три ребенка, девяти, десяти и одиннадцати лет были повешены за то, что украли туфли! Это невероятно! Даже не так давно в Англии одного ребенка, который убил, они приговорили к пожизненному заключению. Но во Франции было бы невозможно приговорить десятилетнего ребенка к пожизненному заключению! Это ненормально. Ответственны родители! Это невозможно, чтобы одиннадцатилетний ребенок мучил, убивал другого. Я в десять лет часто дрался, но никогда до такой степени, чтобы ранить приятеля. Да что там! Это ведь нечто ненормальное! Он сумасшедший! Его нужно изолировать, лечить. Нельзя вот так вот поместить одиннадцатилетнего ребенка в тюрьму на всю жизнь. Он плакал в суде, фу! ему дали пятьдесят, шестьдесят лет тюрьмы. Такое только в Англии… Во Франции в этом отношении все более гуманно, я думаю. И все же Франция была одной из последних западных стран, отменивших смертную казнь. Она сохранилась в течение веков в силу привычки, обычая. Так вот, мы были последними, да еще американцы, что скажешь! На самом деле, если смертная казнь сохранялась вплоть до 1981, дело в том, что французы ее поддерживают. Мы, французы, меняемся с трудом. И если мы сохранили гильотину как форму казни, то тоже как революционный символ.

Музей

По случаю одной казни в Батне мы посетили развалины Тимгада. Так вот, моему отцу понравилось, но не более того. А для меня впечатление было огромным. Мне понравились римские развалины Тимгада.

Это великолепно!.. Я был ослеплен великолепием этих мест. Целый город, который жил почти две тысячи лет, а потом тут ни шума, ничего. Абсолютное спокойствие, тишина… да еще цикады. Да, обозревая сверху все руины, мы слышали пение цикад… И все эти камни! Меня это восхищало. Меня это волнует. Я пытаюсь найти свое место во времени. Мне казалось, что камни говорили. Мне казалось, я слышу ту толпу, те тысячи человек, которые жили там, которые наводняли эти камни. Там были крики, целая жизнь. Я видел римские легионы. Если бы дело было только во мне, я бы остался размышлять на долгие часы.

И с музеями так же. Я обожаю музеи. В восемнадцать, двадцать лет я не думал о том, чтобы создать однажды музей. Отец делал записи, чтобы написать мемуары. Мы хотели написать книгу. Но оттуда до создания музея — нет. Нельзя создать музей Правосудия и Наказаний, будучи экзекутором. Я уже давно думал о том, чтобы написать мемуары, оставить свидетельство о казнях. Уже тридцать лет назад, в Алжире я думал о том, что надо это сделать. В то время, как я уже сказал, я хотел сделать съемку. Да, заснять и записать казнь. Я хотел сделать фильм, но не думал о том, что вот через десять лет будет независимость, нет. Это было бессознательно. Я думал об этом в отрыве от всего. Это потом я сказал себе, что я должен был это сделать.

Музей — это пришло потом. Когда я уже не был экзекутором. Хорошо, у меня были части гильотины. Нужно знать, что в 1890 году Дейбле отправил экзекутору Алжира много деталей старой гильотины, чтобы можно было располагать запасными частями. Но, к несчастью, эти детали не совсем подходили к старой модели — модели 1868 года — которая была у нас в Алжире. Поэтому эти детали отложили в сторону, в гараж. Эти-то детали я и привез во Францию в 1961.

Потом я заказал изготовление недостающих, чтобы получить целую машину. Ту, которую можно видеть в Фонтэн-де-Воклюз. У меня были также некоторые архивы Роша и Берже. Так у меня появилась мысль сделать музей гильотины.

Прошло время… Когда я вернулся во Францию, в начале 1980 годов, я сходил в Париже в «Лувр антикваров». Там я купил топор. Топор, которым казнили. А потом, в другой раз, я купил наручники, архивы…

Так я в это втянулся. Наконец я купил справочник антикваров и стал искать в рубриках оружия и фольклорных вещей. Я выписал имена примерно четырех сотен специализированных антикваров и, держа в голове идею создать музей, написал им. Четыреста писем. Я писал, что я бывший экзекутор и ищу все, что связано с тюрьмой, каторгой и тому подобным. И я добавлял, что если у них есть друзья пли знакомые, у которых есть такие вещи, то они могут сообщить им, что меня это интересует, и получить комиссионные.

Так вот, сначала я хотел заняться немного революционной стороной дела, а также осужденными. У меня была мысль создать музей в Париже на чем-нибудь типа баржи. Мне была необходима площадь в триста квадратных метров. Но я быстро увидел, что это невозможно: цены были выше разумного. И все это при том, что я продолжал покупать предметы то тут, то там. Один приятель посоветовал мне поехать на юг. Так я попал в Фонтэн-де-Воклюз. Там мне понравилось. Я там устроился. И начал создавать музей. На своем кемпинг-каре я ездил по Европе пять или шесть месяцев, отыскивая разные предметы. Путы, использовавшиеся на каторге, мечи правосудия и так далее… Так я открыл, что существует настоящий рынок антикварных предметов, связанных с правосудием и наказаниями. Особенно в Швейцарии, где недавно открылся музей Палача, и в Англии. В Лондоне, у Сотби, я присутствовал на продаже таких предметов. Я купил веревку с виселицы и паспорт Пьерпойнта, английского экзекутора. Да, существуют любители таких вещей, особенно швейцарцы и англичане.


Рекомендуем почитать
Пазл Горенштейна. Памятник неизвестному

«Пазл Горенштейна», который собрал для нас Юрий Векслер, отвечает на многие вопросы о «Достоевском XX века» и оставляет мучительное желание читать Горенштейна и о Горенштейне еще. В этой книге впервые в России публикуются документы, связанные с творческими отношениями Горенштейна и Андрея Тарковского, полемика с Григорием Померанцем и несколько эссе, статьи Ефима Эткинда и других авторов, интервью Джону Глэду, Виктору Ерофееву и т.д. Кроме того, в книгу включены воспоминания самого Фридриха Горенштейна, а также мемуары Андрея Кончаловского, Марка Розовского, Паолы Волковой и многих других.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


Лик умирающего (Facies Hippocratica). Воспоминания члена Чрезвычайной Следственной Комиссии 1917 года

Имя полковника Романа Романовича фон Раупаха (1870–1943), совершенно неизвестно широким кругам российских читателей и мало что скажет большинству историков-специалистов. Тем не менее, этому человеку, сыгравшему ключевую роль в организации побега генерала Лавра Корнилова из Быховской тюрьмы в ноябре 1917 г., Россия обязана возникновением Белого движения и всем последующим событиям своей непростой истории. Книга содержит во многом необычный и самостоятельный взгляд автора на Россию, а также анализ причин, которые привели ее к революционным изменениям в начале XX столетия. «Лик умирающего» — не просто мемуары о жизни и деятельности отдельного человека, это попытка проанализировать свою судьбу в контексте пережитых событий, понять их истоки, вскрыть первопричины тех социальных болезней, которые зрели в организме русского общества и привели к 1917 году, с последовавшими за ним общественно-политическими явлениями, изменившими почти до неузнаваемости складывавшийся веками образ Российского государства, психологию и менталитет его населения.


Свидетель века. Бен Ференц – защитник мира и последний живой участник Нюрнбергских процессов

Это была сенсационная находка: в конце Второй мировой войны американский военный юрист Бенджамин Ференц обнаружил тщательно заархивированные подробные отчеты об убийствах, совершавшихся специальными командами – айнзацгруппами СС. Обнаруживший документы Бен Ференц стал главным обвинителем в судебном процессе в Нюрнберге, рассмотревшем самые массовые убийства в истории человечества. Представшим перед судом старшим офицерам СС были предъявлены обвинения в систематическом уничтожении более 1 млн человек, главным образом на оккупированной нацистами территории СССР.


«Мы жили обычной жизнью?» Семья в Берлине в 30–40-е г.г. ХХ века

Монография посвящена жизни берлинских семей среднего класса в 1933–1945 годы. Насколько семейная жизнь как «последняя крепость» испытала влияние национал-социализма, как нацистский режим стремился унифицировать и консолидировать общество, вторгнуться в самые приватные сферы человеческой жизни, почему современники считали свою жизнь «обычной», — на все эти вопросы автор дает ответы, основываясь прежде всего на первоисточниках: материалах берлинских архивов, воспоминаниях и интервью со старыми берлинцами.


Последовательный диссидент. «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой»

Резонансные «нововзглядовские» колонки Новодворской за 1993-1994 годы. «Дело Новодворской» и уход из «Нового Взгляда». Посмертные отзывы и воспоминания. Официальная биография Новодворской. Библиография Новодворской за 1993-1994 годы.


О чем пьют ветеринары. Нескучные рассказы о людях, животных и сложной профессии

О чем рассказал бы вам ветеринарный врач, если бы вы оказались с ним в неформальной обстановке за рюмочкой крепкого не чая? Если вы восхищаетесь необыкновенными рассказами и вкусным ироничным слогом Джеральда Даррелла, обожаете невыдуманные истории из жизни людей и животных, хотите заглянуть за кулисы одной из самых непростых и важных профессий – ветеринарного врача, – эта книга точно для вас! Веселые и грустные рассказы Алексея Анатольевича Калиновского о людях, с которыми ему довелось встречаться в жизни, о животных, которых ему посчастливилось лечить, и о невероятных ситуациях, которые случались в его ветеринарной практике, захватывают с первых строк и погружают в атмосферу доверительной беседы со старым другом! В формате PDF A4 сохранен издательский макет.