Речи палача. Сенсационные откровения французского экзекутора - [60]
Да, после Мира смелых были совершены десятки преступлений, в том числе похищений людей. Но государство больше не выполняло своей роли. Де Голль до этого говорил о «Франции от Дюнкерка до Таманрассета»: просто приманка! Просто для того, чтобы его выбрали президентом. Как дураки, все алжирские французы — и я первым — проголосовали за него, привели его к власти, поверив его слову. В реальности в начале 1960-х годов французская армия практически истребила ФНАО. Да, с военной точки зрения алжирскую войну ФНАО проиграло. Остались только мальчишки, которые бросали гранаты, не выдернув чеку. Думаю, что большинство арабов желали иметь французский статус, но с политической точки зрения Франция де Голля не хотела сохранить Алжир.
В этот момент и начался разлад и смута во французской армии. Покушения ОАС, затем «харки» (военнослужашие вспомогательных войск), которых резали, а Франция позволяла этому продолжаться. Это была тотальная смута. Французские коммунисты были за независимость, агентишки де Голля задерживали французов, которые были за французский Алжир, и замучивали их до смерти. Помню одного мясника из квартала Лаперлье. У него была лаборатория на улице Амандье. Он был французом испанского происхождения — его звали Маскаро, — любившим Францию и обладавшим гражданским сознанием, которого нет у многих Дюранов Дюпонов.[50] Этот бедолага был схвачен французскими барбузами, которые его пытали, чтобы узнать, где он прятал оружие. Они его отпустили через много дней, но в каком состоянии! Он был неузнаваем! Доносчицей была наверняка одна женщина из Компании республиканской безопасности, которая была покупательницей в мясной лавке. Должно быть, она вела двойную игру. Через несколько дней она была убита ОАС двумя пулями в голову. И за это время ФНАО, ободренное словами де Голля, нанесло четыреста ударов и оставалось безнаказанным. В Алжире французы ставили пластинки, подключали громкоговорители: «Мы, африканцы…»[51] и так далее. Громкоговорители приказывали разрушать сотрудникам национальной безопасности. Также и с теми, кто на своем доме водружал французский триколор: сотрудникам национальной безопасности приказывали его снять. И ФНАО прямо днем маршировало по улицам Алжира, французские коммунисты подталкивали арабов к борьбе за независимость. Ничего удивительного в том, что арабы почувствовали себя покинутыми и отдали девяносто девять процентов голосов за независимость!
«Харки», мои алжирские братья
Самым страшным было то, что Франция оставила на растерзание тысячи «харки» и их семьи, тех «харки», которые верно служили ей. Они были покинуты. Больше ста пятидесяти тысяч «харки» были ликвидированы при ужасающих обстоятельствах. Какие страдания! И из-за этого болезненного факта мне стыдно за то, что я француз. «Харки», мои алжирские братья, ваши деды умерли за Францию в 1914–1918. Ваши родители умерли за Францию в 1939–1945. А вы, верившие во Францию, были трусливо покинуты. Ваши семьи были истреблены. Обезоруженные, до смерти замученные ФНАО, вы гибли десятками тысяч. Какую горечь испытываю я, думая о вас…
Один из друзей моего отца написал поэму памяти принесенных в жертву «харки». Я помню ее конец. Она оканчивалась такими словами:
О мертвые, если бы вы потребовали смены, вы бы увидели, как дрожат поднимающиеся руки, и вы бы прочли на бледнеющих лбах страх, ужасный страх заменить вас.
Видя такой поворот событий, в начале шестидесятых годов помощники Баро и Сельс испугались и уехали во Францию. Что же касается моего отца, то он вместе с Воссена захотел остаться.
Арест и бегство моего отца
Алжир, 27 ноября 1962
В нижнем конце улицы фургон. И полицейский с пулеметом перед ним. Это было здание между двух улиц. В верхнем конце улицы стоял грузовик, загораживающий проход; и потом другой полицейский внизу, и еще два перед дверью, так рассказала мне мать. Они вошли, они рылись, обыскивали… пам, пам, пам… даже в погребе, в стене. В стене у нас было что-то вроде погреба. Так вот, они пришли даже в погреб посмотреть, не было ли там чего кроме бутылок!.. Все вещи, которые мне остались от моего отца, документы, архивы Берже, Роша, все это было там, в плетеном кресле, с накинутым сверху габардином. Так вот, они их не заметили. Не нашли. Да, парни из ФНАО двадцать пять раз прошли мимо, не прикоснувшись. Они рылись везде, но им не пришло в голову поднять габардин!
Потом моя мать доверила это старому приятелю, который спрятал их на бойне, на улице Полиньяк, рядом с Хуссейн-Дей. Да, наши архивы припрятал под крышей алжирской бойни наш друг мясник. Потом, позднее, он сложил это в ящик и отправил мне на Таити. А потом с Таити я привез это во Францию. Только так я сейчас могу узнавать, находить даты. Если бы не эти документы, по памяти я бы все напутал. Но там у меня есть список осужденных. Такой-то парень, смотрю я, а! помню его: это такой-то, такой-то, такой-то… И также по поводу бригады, например: «последняя казнь Андре», «последняя казнь Жюстена»…
Все записано. Так я точно знаю дату назначения экзекуторов, первых помощников и так далее. Я знаю, сколько раз отец был там или тут. Отец датировал и отмечал все казни. Вот так.
Эта книга — типичный пример биографической прозы, и в ней нет ничего выдуманного. Это исповедь бывшего заключенного, 20 лет проведшего в самых жестоких украинских исправительных колониях, испытавшего самые страшные пытки. Но автор не сломался, он остался человечным и благородным, со своими понятиями о чести, достоинстве и справедливости. И книгу он написал прежде всего для того, чтобы рассказать, каким издевательствам подвергаются заключенные, прекратить пытки и привлечь виновных к ответственности.
Кшиштоф Занусси (род. в 1939 г.) — выдающийся польский режиссер, сценарист и писатель, лауреат многих кинофестивалей, обладатель многочисленных призов, среди которых — премия им. Параджанова «За вклад в мировой кинематограф» Ереванского международного кинофестиваля (2005). В издательстве «Фолио» увидели свет книги К. Занусси «Час помирати» (2013), «Стратегії життя, або Як з’їсти тістечко і далі його мати» (2015), «Страта двійника» (2016). «Императив. Беседы в Лясках» — это не только воспоминания выдающегося режиссера о жизни и творчестве, о людях, с которыми он встречался, о важнейших событиях, свидетелем которых он был.
Часто, когда мы изучаем историю и вообще хоть что-то узнаем о женщинах, которые в ней участвовали, их описывают как милых, приличных и скучных паинек. Такое ощущение, что они всю жизнь только и делают, что направляют свой грустный, но прекрасный взор на свое блестящее будущее. Но в этой книге паинек вы не найдете. 100 настоящих хулиганок, которые плевали на правила и мнение других людей и меняли мир. Некоторых из них вы уже наверняка знаете (но много чего о них не слышали), а другие пока не пробились в учебники по истории.
«Пазл Горенштейна», который собрал для нас Юрий Векслер, отвечает на многие вопросы о «Достоевском XX века» и оставляет мучительное желание читать Горенштейна и о Горенштейне еще. В этой книге впервые в России публикуются документы, связанные с творческими отношениями Горенштейна и Андрея Тарковского, полемика с Григорием Померанцем и несколько эссе, статьи Ефима Эткинда и других авторов, интервью Джону Глэду, Виктору Ерофееву и т.д. Кроме того, в книгу включены воспоминания самого Фридриха Горенштейна, а также мемуары Андрея Кончаловского, Марка Розовского, Паолы Волковой и многих других.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Это была сенсационная находка: в конце Второй мировой войны американский военный юрист Бенджамин Ференц обнаружил тщательно заархивированные подробные отчеты об убийствах, совершавшихся специальными командами – айнзацгруппами СС. Обнаруживший документы Бен Ференц стал главным обвинителем в судебном процессе в Нюрнберге, рассмотревшем самые массовые убийства в истории человечества. Представшим перед судом старшим офицерам СС были предъявлены обвинения в систематическом уничтожении более 1 млн человек, главным образом на оккупированной нацистами территории СССР.
Монография посвящена жизни берлинских семей среднего класса в 1933–1945 годы. Насколько семейная жизнь как «последняя крепость» испытала влияние национал-социализма, как нацистский режим стремился унифицировать и консолидировать общество, вторгнуться в самые приватные сферы человеческой жизни, почему современники считали свою жизнь «обычной», — на все эти вопросы автор дает ответы, основываясь прежде всего на первоисточниках: материалах берлинских архивов, воспоминаниях и интервью со старыми берлинцами.