Речи палача. Сенсационные откровения французского экзекутора - [35]

Затем отец сократил отверстие ошейника. Мы сократили диаметр ошейника в начале 1958 по моей просьбе. Раньше отверстие ошейника было слишком большим. Я сам проделал опыт. Я положил голову в ошейник — разумеется, лезвия наверху не было — и увидел, что могу втянуть голову в плечи как минимум на большую часть нижней челюсти. Я сказал отцу: «Ты видишь, втягивая подбородок, я могу наполовину выйти из ошейника». Да, если голову осужденного оставить свободной, не держать ее, он может втянуть подбородок внутрь ошейника, он может втянуть голову в плечи. Именно поэтому я держал голову. Иначе, когда лезвие падает, оно вырывает половину нижней челюсти, и большая часть головы раздроблена. Именно поэтому отец заказал уменьшить диаметр ошейника. Он пошел с обеими половинами к столяру. Он сказал ему: «Вырежи мне такие же, уменьшив диаметр». Вот. И потом, когда верхняя половина ошейника опускалась на нижнюю, шея осужденного оказывалась хорошо зажатой и закрепленной. Я пробовал: голову уже нельзя было втянуть в плечи. Когда ошейник закрывался, он даже придавливал шею. И уже не вылезешь, даже на сантиметр. Все с другой стороны.

Итак, с тех пор как я был назначен первым помощником, никаких неполадок, никаких плохо отрубленных голов, никаких проблем. Нужно сказать, что к концу, к 1958 году, по причине количества казней и несмотря на трех новеньких в бригаде, — но мы были добрыми друзьями, — мы стали настолько скоординированны, что осуществляли казнь в рекордное время. Мы достигли того, что казнь совершалась в мгновение ока, как и говорил доктор Гильотен. Перед гильотиной осужденному оставалось не более трех секунд жизни. Так мы с отцом закончили созданием образцовой бригады. Отец гордился мной. Он сказал об этом директору тюрьмы и мадам Льерр, секретарю прокурора. В тот раз, когда отец отложил казнь, потому что я был утомлен гриппом, он не хотел, чтобы другой заменил меня в роли первого помощника, «фотографа». Поэтому осужденный получил отсрочку в восемь дней. И два раза отец позволял мне действовать, запускать падение лезвия. Да, я заменял отца, который был оперирован по поводу рака горла. Тогда я боялся, что помощнику, выполнявшему роль «фотографа», отрежет пальцы.

Медицинское использование тела

В Алжире два или три раза доктор Фуассен забирал глаза. Однажды я уже почти положил голову в корзину, и тут мой отец сказал: «Нет, подожди, доктор хочет забрать глаза». Тогда мы с доктором пошли на табурет. Помню, я положил голову на табурет. Как только подумаю об этом, я ведь положил голову осужденного на табурет, где он сидел минутой раньше! Так что я держал эту голову, а доктор в несколько секунд перерезал зрительный нерв и положил глаза в небольшой бокал. Хорошо и быстро сделано. И он ушел делать операцию на роговице. Я вымыл руки и закончил разбирать гильотину. Да, это было два-три раза. Иногда, когда надо было делать официальную экспертизу, вскрытие, разрезать или изучить тело. Так в XIX веке головы осужденных изучались френологией. Исследования велись на мозге преступников того времени.

Каких только глупостей не услышишь по поводу казни. И от медиков столько же, сколько от журналистов. Например, что когда голова уже отрезана, ей остается еще несколько секунд жизни. Странно, что врач может такое сказать! Человек с начисто отрубленной головой, это вам не утка! Правый мозг командует левой половиной тела. Если ваш мозг поражен, вы будете парализованы. Поскольку я был оперирован на черепе в 1946 году, каждый год мне делали контрольную электроэнцефалограмму. Если бы можно было это сделать, я бы очень хотел, чтобы электроэнцефалограмму сделали в момент падения лезвия: тогда можно было бы с точностью сказать, была ли смерть мгновенной или нет. Некие журналисты сказали, что видели, как ноги двигаются, после того как голова упала. Тогда я, поскольку я очень любопытен, решил проверить. Когда я был просто помощником, два или три раза я держал руку осужденного в момент падения лезвия. Так вот, в это время не было ни малейшего подергивания. Держа осужденного левой рукой за плечо, я ощутил небольшую вибрацию после падения лезвия. В другой раз я тут же обрезал все путы, все веревки на осужденном. Так вот, ничто не двинулось. Его члены полностью инертны. Кроме лица, которое у всех осужденных несколько раз немного вздрагивает, как при нервном тике, всего лишь пятнадцать секунд. Да, небольшие тики на щеках или в уголках глаз. Даже сердце в несколько секунд уже не бьется. Настолько мощный удар. Тело потом отправлялось в морг или на кладбище. Если семья требует тело, прекрасно. Но обычно семья не требовала.

Хороший экзекутор

Быть хорошим экзекутором — значит быть быстрым и точным. Обращаться по-человечески. Отец говорил осужденным: «Осторожно, ступеньки». В Алжире нужно было спуститься с двух ступенек. На самом деле это было для того, чтобы он не видел гильотины. И вот, вместо того чтобы он увидел гильотину и испугался — потому что все-таки это удар — помню, отец говорил: «Осторожно, здесь ступенька!» Это чтобы он смотрел в землю, чтобы он ее не видел. Гильотина была в трех метрах. Экзекутор — не заплечных дел мастер, это не его роль. Есть смерть, и ее уважают. Никто не забавляется тем, чтобы мучить тело, оставлять его на пятнадцать минут на скамье. Однажды один осужденный оставался там несколько секунд. Отец был рассержен тем, что слишком долго его ждал. Да, он оставался вот так на скамье, это длилось несколько секунд… Это невозможно! Он должен опрокинуться, две секунды, и оп, все кончено.