Речи палача. Сенсационные откровения французского экзекутора - [22]

Шрифт
Интервал

Нет, я бы не уволился из-за 20 или 50 франков! Речь же идет о человеческой жизни! Наоборот, раз этого помиловали, тем лучше для него! Нужно ли быть экзекутором, чтобы зарабатывать 150 франков? Да уж, погано это выглядит. Это мне не понравилось. Нет, правда, это меня разочаровало.

И потом, в Англии набор на работу тоже проводился совершенно по-другому. Это было нечто вроде конкурса. Сначала искали желающих. Затем они должны были пройти медицинский осмотр и нечто вроде психологического обследования. Врачи их выслушивали, выстукивали… Смотрели, выдержит ли сердце, эмоции — нет ли проблем. Так выбирали четверых или пятерых, а затем призывали, когда была казнь.

Один экзекутор и один помощник на осужденного. Для обыкновенной казни был только один экзекутор и один помощник. Если было два осужденных: второй экзекутор и второй помощник. Так вот! Они записывали вес осужденного, чтобы вымерять длину веревки для повешения. Высота падения соотносилась с весом осужденного, потому что если человек весом в сто пятьдесят кило упадет с двух метров, у него, скорее всего, голова наполовину оторвется. И наоборот, если осужденный был легок, как перышко, падение могло происходить с полутора метров или с двух.

Охранники приводили им осужденного на площадку эшафота, после того как он помолился, выпил чаю, поел или покурил, если ему этого хотелось. Экзекутор кожаными ремнями связывал ему щиколотки, бедра и запястья. Затем на голову надевал мешок (капюшон) и надевал веревку вокруг шеи, со скользящим узлом сбоку, на высоте уха, точно под ухом. Когда скользящий узел был приведен в надлежащее положение, экзекутор надевал на него резинку, которая его поддерживала. Я спросил у Сида, зачем нужна эта резинка. Он ответил, что это для того, чтобы узел не развязался при падении. Когда помост открывается, осужденный сразу падает в пустоту, и под его весом ломаются шейные позвонки. Они оставляли осужденного висеть более тридцати минут, до тех пор пока не последует смерть, как гласит закон. Да, вот что мне рассказал Сид Дернли, английский экзекутор, когда я ездил в Лондон.

Мы тоже получали премии за казнь. Но при этом у нас была зарплата. Нам платили, даже когда не было казней. Если их не было год или два, нам все равно капала зарплата. Как подумаю об этом… если подсчитать часы работы, так мы были более чем хорошо оплачиваемы, потому что… кроме периода «событий» мы работали несколько часов в год. Так вот, нам очень хорошо платили за несколько часов в год. И потом у нас было социальное обеспечение. У меня до сих пор осталось алжирское свидетельство.

Экзекуторы во Франции: их статус

Мы не поддерживали отношений с бригадой, действовавшей во Франции. Разумеется, мы знали, что во Франции есть экзекутор, но мы не поддерживали отношений. Ни технической помощи, ни обмена опытом работы. Мы не поддерживали тех отношений, которые существовали между французскими экзекуторами в XIX веке или в эпоху Революции. Один экзекутор в Париже, другой в Руане, в Лилле, в Марселе… У них были семейные отношения. Они помогали друг другу, продвигали друг друга. Были и козни, зависть. Примерно как в администрации.

Всегда в среде экзекуторов существовали различные козни. Именно по этой причине главный экзекутор мог назначать кого захочет. Я рассказал, как в Алжире господин Рош написал в канцелярию, что он больше не желает иметь Кавалли помощником. Кавалли уволили через месяц (31 января 1943 года). А мой отец был назначен на его место 27 января 1943.

В книге о Дейбле сказано, что папаша Дейбле и его сын сторожили гильотину, потому что боялись, как бы завистливые помощники не устроили диверсии. Тут уж или все это придумано — по-моему, это выдумки, — или, если уж это правда, если Дейбле действительно написал это в своих записках, значит, он был слишком слаб для занятия такой должности. Потому что экзекутор, если желает, может уволить двух или трех помощников разом. Я также знаю, что во Франции была стычка — дело чуть не дошло до драки — между Дефурно и Обрехтом. Это мне рассказал Шевалье. Все это шло оттого, что Обрехт был племянником Дейбле. Он думал, что из-за его родства с Дейбле его назначат главным экзекутором. Но по смерти Дейбле был назначен Дефурно. Возникла зависть. Впрочем, когда смотришь фотографии и пленку о казни Вейдмана хорошо видно, что Обрехт некорректно выполнил свою функцию «фотографа». Он стоит в двух метрах от гильотины, в то время как первый помощник должен держать голову осужденного. При таком поведении при использовании алжирской гильотины голова была бы наполовину рассечена или раздроблена на уровне верхней челюсти.

Короче, мы в Алжире существовали обособленно от экзекуторов Франции. Мы варились в своем котле. У каждого свои дела. Отец мой не писал экзекутору Парижа: «Давайте-ка согласуем действия и попросим прибавки!» Мы даже не знали, когда происходили казни во Франции. Мы этим не интересовались. Разумеется, мы знали имя экзекутора Парижа. По словам Обрехта, когда Берже однажды поехал в Париж, он хвалился тем, что происходит из семьи экзекуторов намного более славной, чем семья Дейбле. Это правда, как я уже говорил, Берже-экзекуторы были настоящей династией; ей вот уже три века. Стало быть, Берже сказал, что он происходит из семьи экзекуторов с XVII века и что если бы он захотел, он мог бы попросить пост в Париже, но что он не хочет уезжать из Алжира. Обрехт рассказал это мне, добавив, что это немного хвастовство. Сам Обрехт ездил в Марокко. А Дейбле — в Алжир.


Рекомендуем почитать
Мы отстаивали Севастополь

Двести пятьдесят дней длилась героическая оборона Севастополя во время Великой Отечественной войны. Моряки-черноморцы и воины Советской Армии с беззаветной храбростью защищали город-крепость. Они проявили непревзойденную стойкость, нанесли огромные потери гитлеровским захватчикам, сорвали наступательные планы немецко-фашистского командования. В составе войск, оборонявших Севастополь, находилась и 7-я бригада морской пехоты, которой командовал полковник, а ныне генерал-лейтенант Евгений Иванович Жидилов.


Братья Бельские

Книга американского журналиста Питера Даффи «Братья Бельские» рассказывает о еврейском партизанском отряде, созданном в белорусских лесах тремя братьями — Тувьей, Асаэлем и Зусем Бельскими. За годы войны еврейские партизаны спасли от гибели более 1200 человек, обреченных на смерть в созданных нацистами гетто. Эта книга — дань памяти трем братьям-героям и первая попытка рассказать об их подвиге.


Сподвижники Чернышевского

Предлагаемый вниманию читателей сборник знакомит с жизнью и революционной деятельностью выдающихся сподвижников Чернышевского — революционных демократов Михаила Михайлова, Николая Шелгунова, братьев Николая и Александра Серно-Соловьевичей, Владимира Обручева, Митрофана Муравского, Сергея Рымаренко, Николая Утина, Петра Заичневского и Сигизмунда Сераковского.Очерки об этих борцах за революционное преобразование России написаны на основании архивных документов и свидетельств современников.


Товарищеские воспоминания о П. И. Якушкине

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Последняя тайна жизни

Книга о великом русском ученом, выдающемся физиологе И. П. Павлове, об удивительной жизни этого замечательного человека, который должен был стать священником, а стал ученым-естествоиспытателем, борцом против религиозного учения о непознаваемой, таинственной душе. Вся его жизнь — пример активного гражданского подвига во имя науки и ради человека.Для среднего школьного возраста.Издание второе.


Зекамерон XX века

В этом романе читателю откроется объемная, наиболее полная и точная картина колымских и частично сибирских лагерей военных и первых послевоенных лет. Автор романа — просвещенный европеец, австриец, случайно попавший в гулаговский котел, не испытывая терзаний от утраты советских идеалов, чувствует себя в нем летописцем, объективным свидетелем. Не проходя мимо страданий, он, по натуре оптимист и романтик, старается поведать читателю не только то, как люди в лагере погибали, но и как они выживали. Не зря отмечает Кресс в своем повествовании «дух швейкиады» — светлые интонации юмора роднят «Зекамерон» с «Декамероном», и в то же время в перекличке этих двух названий звучит горчайший сарказм, напоминание о трагическом контрасте эпохи Ренессанса и жестокого XX века.