Рецепт одной войны - [20]

А может, пора уже вернуться к таким важным понятиям, как гордость и чувство собственного достоинства? Может, пора вспомнить о патриотизме и не ставить самих себя в униженное положение? И тогда нам больше не будут отвешивать такие звонкие пощечины. И наносить оскорбления среди бела дня, на глазах всего города!

И еще. В завершение этой статьи не могу не сказать несколько теплых слов в адрес новой школьной учительницы Доротеи Нансен. Ведь именно она, взглянув на ситуацию в городе глазами нового человека, увидела всю ее несуразность и несправедливость. Именно ее принципиальность и решительность возвращают нашим детям представление о совести и чести.

Низкий поклон вам, дорогая госпожа учительница! И большое человеческое спасибо за то, что вы так близко к сердцу приняли наше печальное положение. А нам – пусть нам станет стыдно оттого, что потребовалось ждать приезда в Мильхенбург постороннего человека, чтобы вспомнить о столь важных вещах».

Газета со статьей главного редактора шла нарасхват. Она появилась в шесть часов, а к восьми на лотках не осталось уже ни одного экземпляра. Газета распространялась бесплатно, она жила за счет частных объявлений и рекламодателей. Обычно как минимум треть тиража возвращалась в редакцию. А тут… Газету читали, обсуждали, передавали друг другу. Она оказалась в дефиците. Шпатель тут же сделался героем дня и ходил именинником.

Это был триумф! Нет, это было только начало триумфа! Настоящий триумф ждал впереди!

Конечно же, и Карл с Рудольфом не обошли эту статью своим вниманием за вечерней рюмкой вишневой наливки.

– А что? Молодец Шпатель! – сказал Карл. – Всё правильно написал! Мы и сами давно всё это чувствовали, только сказать так ловко не могли!

Рудольф ничего не ответил. Лишь задумчиво покрутил свой черный ус.

– Ты что, не согласен? – с вызовом спросил Карл.

– Может быть, и согласен. Но…

– Что еще?

– Да так. Ничего.

12. Решающая ночь

Ночью, которая последовала за поцелуем с Жан-Жаком, Жюли долго не могла заснуть. Она пребывала в каком-то лихорадочном состоянии. Сердце билось как после стометровки и никак не хотело успокаиваться!

Перед ее взором, обращенным в темноту, стояла одна и та же картинка: глаза Жан-Жака – близко-близко, широко распахнутые от удивления и растерянности, вмиг потерявшие всю свою ироничность и самоуверенность. Его сердце – она вчера отчетливо это слышала – вдруг замерло на одну бесконечную секунду, а потом забилось гулко и наполненно в считаных сантиметрах от ее сердца. Его руки, ледяные от волнения, судорожно схватили ее руки, и она сама была ни жива ни мертва от ужаса и восторга. Теперь, ночью, Жюли видела всё это как наяву.

И дело было вовсе не в поцелуе, нет! Подумаешь, поцелуй – сейчас только ленивые не целуются. Суть заключалась в том, что они с Жан-Жаком – теперь это было ясно как день – ужасно похожи друг на друга! Не внешне, разумеется, и не в мелочах, а в чем-то главном, самом главном! Да-да! Настолько похожи, что других таких схожих людей вряд ли удалось бы отыскать на всем белом свете! Какой Жан-Жак внимательный! Надежный и добрый. Ироничный и проницательный. И ведь это как раз то, что ценит в себе Жюли! И от этой мысли что-то внутри Жюли теплело и сжималось – теплело от нежности к Жан-Жаку и сжималось от страха перед новизной и силой этого незнакомого чувства.

Жюли то и дело переворачивала подушку так, чтобы верхняя сторона, раскалившаяся под горячей головой, могла остыть, а нижняя, уже остывшая, хоть немного охладила пылающее лицо. То рука, то нога ее выкидывались из-под одеяла наружу, потому что не могли дольше лежать спокойно и им нужен был свежий воздух. В такой ситуации не до сна, сами понимаете!

Жюли снова и снова возвращалась в мыслях к вчерашним удивительным мгновениям, заново переживала их и никак не могла остановиться. И чудесные мгновения от многократных просмотров не только не тускнели, а наоборот, становились всё ярче и значительнее, а нежность Жюли – всё сильнее и глубже. От нежности к Жан-Жаку щипало в носу и влажнели глаза.

«Ну всё, всё, пора наконец спать! Уже три, нет, четыре часа утра!» – говорила себе Жюли. Но не только не засыпала, а приходила во всё большее возбуждение.

Жюли чувствовала совершенно определенно: к ней пришла любовь! Самая настоящая любовь, такая, о какой пишут в книгах и снимают кино. В этом не было никаких сомнений! Так вот она, оказывается, какая! Это всё очень, очень серьезно!

Заснула Жюли только тогда, когда за окном было уже совсем светло.

И если накануне вечером в постель ложилась хорошо знакомая всем Жюли, то утром с постели встал совсем другой человек. И прежней, чувствовала Жюли, ей уже никогда не быть.

* * *

Жюли жутко волновалась, когда на следующий день после уроков спешила на встречу с Жан-Жаком.

То есть с утра она еще не осознавала всей сложности того, что ей предстоит, и пребывала в приподнятом, почти радостном настроении. Но чем меньше времени оставалось до конца уроков, тем отчетливее она понимала: встретиться теперь с Жан-Жаком будет очень непросто!

Ведь это только для Жюли всё так серьезно. Ведь это она встала утром совсем другой и чувствовала, что Жан-Жак для нее – на всю оставшуюся жизнь. А он? Кто сказал, что Жан-Жак относится к Жюли так же? А вдруг он воспринимает знакомство с ней просто как веселое приключение? Или как легкую победу? Вот именно, победу! Почему нет? Ведь он такой ловкий кавалер, стоит только вспомнить, как умело он подкатывал к ней в кино с этими своими руками! И как спрашивал, умеет ли она целоваться… У него как пить дать такое приключение не в первый раз! Это же очевидно!