Рецензия на книгу Н Бухарина 'Теория исторического материализма' - [4]

Далее. Ошибочная причинно-следовательнная позиция гр. Бухарина заставляет его грешить и логически. Существо причинно-следственной связи в том и заключается, что здесь связь односторонняя, не позволяющая причине и следствию меняться местами. Если а есть причина b, а b следствие а, то это отношение не может быть обратимо, не может b стать причиной а. Ибо в таком случае мы имели бы не причинно-следственную связь, а связь взаимозависимости, функциональную (обратимую), где не приходится говорить о причине и следствии, о первом факторе и производных. Гр. Бухарин, не желающий отказаться от "монизма" и причинности, но не осмеливающийся в то же время отрицать роль "надстроек", волей-неволей вынужден искать выход в ...обратном действии следствия (надстроек) на причину (произв. силы). А это значит, что этим он сводит "на нет" всю причинную концепцию, уничтожая тезис о первичности "производ. сил", противоречит себе и искажает понятие причинно-следственной связи. Грехи довольно серьезные.

Этими грехами дело не исчерпывается.

Последовательно приведенный тезис гр. Бухарина означает, что все общественные изменения в конечном счете есть функция одной независимой переменной - состояния производительных сил (а). Короче: "Все =f(a)". Не нужно большого размышления, чтобы признать вздорной такую теорему. Одно и то же а (состояние производительных сил) не даст одни и те же эффекты в обществе готтентотов и англосаксов, под тропиками и в полярных странах, среди людей ленивых и трудолюбивых, в обществе разбойников и правовом. А это значит, что играет роль и раса (b), и характер природной среды (c), и характер рефлексов населения (d), и т. д. Если же так, то, очевидно, нельзя исключать ни b, ни c, ни d и т. д., и предыдущую формулу приходится переделать в такой вид: "все = f(a, b, с, d...), т. е. рассматривать исторические явления как функцию многих независимых переменных, т. е. приходить к столь нелюбимому гр. Бухариным плюрализму. И он, собственно говоря, и приходит к нему. Но, желая быть "монистом", догматически открещивается от него и в итоге плодит одно самопротиворечие за другим. Так, на с. 113 мы читаем: "состояние природы (климат, характер поверхности, берега и т. д.) в данном месте и в данном времени не могут не воздействовать на человеческое общество". Ниже (133 и сл.) ему приходится ощущать это, ибо догма требует сведения всего к производительным силам.

Из учения о равновесии общества следует, что для существования его необходимо не только воспроизводство средств существования, но и самих людей, иначе общество вымрет. А отсюда следует роль демографического фактора. Монизм гр. Бухарина заставляет отрицать эту роль и (horribile dictu) (3*) заставляет его своими словами формулировать 1-й закон народонаселения Мальтуса (135 с.), указывая, что "от степени развития производительных сил зависит самая возможность прироста населения". Верно? Да, хотя и не всегда рост производительных сил влечет рост населения. Но не столь ли же верно и обратное положение, гласящее: быстрота размножения, степень плотности и количества населения обусловливают и движение производительных сил. Неужели же не ясно, что здесь мы имеем отношение взаимозависимости, а след., позволительно взять независимой переменной любое из этих явлений: и произвол, силы, и демографический фактор. Пора бы, кажется, усвоить столь простые вещи.

Такие же злоключения испытывает гр. Бухарин и с расовым фактором (кстати, изложив расовую теорию совершенно неверно - сведя ее к теории "исторических" и "неисторических" народов и не указав ни одного серьезного труда по этому вопросу (с. 139-142). Впрочем, здесь он решительнее. Он смело отрицает расовые признаки и говорит, что они довольно легко меняются с изменением условий существования. Боюсь, что биологи и антропологи (Sergi, Morselli, школа Гальтона, Пирсона и др.) улыбнутся в ответ на такую смелость. Впрочем, гр. Бухарин легко может парировать их критику простой ссылкой на их "буржуазность". То же видим и дальше, в отношении других "факторов". В одном месте он считает их следствиями производительных сил, в другом - причиной их и так качается "семо и овамо", перетаскивая причины на место следствий и последние на место первых.

6) Последняя глава посвящена проблеме классов. Ввиду того, что автор здесь примыкает к взглядам, развитым С. И. Солнцевым, критика которых дана мной во II т. "Системы социологии", я не буду останавливаться на этой главе. Отмечу только, что гр. Бухарин не отрицает и других форм социального расслоения, помимо классовой группировки, и идет здесь даже так далеко, что признает социальные группировки, подобные обществу шахматистов, и влияние их на психику своих членов (см. с. 247-48).

Боюсь, что его коллега, гр. Рейснер, не похвалит его за это. Основная картина главнейших социальных группировок, помимо классовой, развернута была мной во II т. моей "Системы". Она столь поразила гр. Рейснера, что он высказал предположение: не сошел ли я с ума.

Кончаю свои замечания. Из них видны ошибки и слабости рецензируемой работы. По сравнению с обычными трудами русских марксистов-коммунистов по затронутым вопросам, книга гр. Бухарина гораздо грамотнее, интереснее и научнее. По сравнению с современным состоянием "буржуазной социологии" она во многом грешит, во многом неверна и во многом отстала. И, тем не менее, появление ее я приветствую. Ознакомление с нею буржуазных исследователей рельефнее подчеркнет здоровое ядро социологической доктрины марксизма.