Ребята с улицы Никольской - [61]

— В поселке есть церковь, — сказала она возмущенно. — Почему не догадаются церковь прикрыть и отдать помещение под школу. Вряд ли здешние жители поголовно склонны к религии?

— Мы этот вопрос недавно поднимали, — ответила молоденькая учительница (несмотря на воскресный день, она проверяла в школе ученические тетради), — но получили отказ. Среди служащих концессионного заводоуправления, видите ли, много верующих. Есть верующие и среди северцев.

Выяснилось, что не все рабочие Северного умели читать и писать. И стачечный комитет решил, пока есть свободное время, заняться ликвидацией неграмотности. Но где было найти на Северном столько учителей? Занятия хоть и шли, но толку от них, видимо, было мало. Группы собирались огромные, за партами не умещались…

— И Галина Михайловна поклялась, — рассказывала с восторгом Герта, — что будет два раза в неделю приезжать сюда с вечерним поездом, а рано утром уезжать… И еще своих товарищей, учителей, сагитирует. Учителя Галину Михайловну поддержат, и с ликбезом дело наладится. Понял, Гошка, как надо действовать?

* * *

Играя «Красных дьяволят» на новой сцене, мы каждый раз перед началом спектакля заглядывали в зал, чтобы узнать, какой народ собирается нас смотреть. Так было и сегодня. Загримировавшись и нарядившись махновским есаулом, я отыскал в занавесе небольшую дырочку и с интересом стал наблюдать за публикой.

Взрослые, сохраняя на лице важность и достоинство, обязательно несли с собой какое-нибудь сиденье; ребятишки и парни помоложе спешили устроиться на полу, прямо перед авансценой. Шубы, полушубки, пальто, телогрейки снимали и аккуратно складывали на станки. Я не слышал даже знакомого гула, который возникал обычно в залах городских клубов. Зрители Северного, видимо, настроили себя на торжественный лад. Этой торжественностью невольно заразились и мы, участники постановки, и разговаривать друг с другом старались только шепотом.

В разных концах цеха я отыскал глазами и Ершова, и Игната Дмитриевича, и Тереху. Опираясь локтем на выступ подъемного крана, стоял в распахнутой модной шубе управляющий концессией Альберт Яковлевич, с победным видом поглядывая на народ. Заметив француза, я чуть не расхохотался, вспомнив рассказ Ершова.

«Чего он, — думал я, — доказывает здесь своим присутствием? Никто и не обращает на него внимания. Ведь вымыслы о провокациях смешны и нелепы…»

Рядом раздался удивленно-восторженный шепот:

— Ой, Герта! И у здешних девчат в моде короткая юбка, безрукавка и белый костяной гребешок…

Это Эля Филиппова, изучая, как и я, через дырочку зрительный зал, делилась впечатлениями с Гертой.

— А ты думала, что Северный — медвежий угол? — И Герта тоже прильнула к занавесу.

Леня, проходя мимо, тронул меня за плечо.

— Текст пьесы у тебя?

— Ага!

— Тогда, товарищ Гоша, скрывайся в будку. Вот-вот начинаем.

Из-за перегородки вышли Самсон Николаевич и Юрий Михеевич.

— Смотрите, Самсон Николаевич, не перепутайте, прошу вас, — говорил возбужденно старый актер, — объявите: слово предоставляется основателю и художественному руководителю Студии революционного спектакля, постановщику и автору инсценировки «Красных дьяволят» товарищу Юрию Михеевичу Походникову.

— Не беспокойтесь, — авторитетно заверил председатель завкома, — не перепутаю.

— Можно давать третий звонок! — распорядился Юрий Михеевич.

— Тишина! — негромко скомандовал Леня. — Все участники по местам!

Самсон Николаевич, повторив еще раз титулы и должности Юрия Михеевича, пригладил волосы и, приоткрыв немного занавес, протиснулся на просцениум[21], а я в этот момент юркнул в суфлерскую будку.

Появление своего председателя завкома зрители встретили дружными аплодисментами, а когда он сказал, что сейчас выступит сам руководитель студии, аплодисменты усилились.

— Просим! Просим! — неслось из зала.

Устроившись поудобней в тесной будке, я приготовился слушать Юрия Михеевича. Он вышел на просцениум с меланхолической улыбкой, раскланялся направо и налево, откашлялся, выждал, пока публика успокоится, и начал речь. Старый актер рассказал и историю возникновения Студии революционного спектакля, и об участниках сегодняшней инсценировки, и о старших студийцах, и о будущих репертуарных планах.

— Почему, уважаемые товарищи зрители, — говорил Юрий Михеевич, расхаживая по просцениуму, — я так подробно, так обстоятельно обрисовываю вам деятельность нашей студии… Не для красного словца! Нет, нет, нет и триста раз нет! Я хочу на ярких примерах показать, какая возможность открылась при Советской власти для людей, желающих заниматься великим театральным искусством. Корифей русской сцены, мой вдохновитель, Владимир Николаевич Давыдов мог в дореволюционные годы лишь мечтать о сием расцвете народного театра… Среди вас, уважаемые товарищи зрители, находится Игнат Дмитриевич Петров. Однажды я услышал от него печальную житейскую повесть… Игнат Дмитриевич, вы не возражаете, если я поведаю вашим землякам кое-что о Катеньке Санниковой?

— Валяйте, Юрий Михеевич! — послышался знакомый старческий голос. — Чего уж там, побей меня бог.

И руководитель Студии революционного спектакля рассказал публике историю, которую мы с Глебом еще осенью узнали от самого Игната Дмитриевича. Правда, передавал Юрий Михеевич все более красочно и эффектно: с выделением отдельных слов, с паузами.