Ребята с нашего двора - [54]

— Ты о нем что-нибудь слышала, Машка? Наверняка производственная тематика.

— Кажется, у него что-то было в журнале «Юность»… — Мучительные морщинки возникли на конопатом лице подружки. — Или в этом, как его… Помнишь?

— В этом был Пастухов! — сказала черненькая подружка. — Пастухов! И не со стихами, а с детективом. И с трубкой в зубах.

— Да, правильно… — кивнула конопатенькая. — Но тогда… может, радиостанция «Юность» передавала? Где-то я что-то такое помню…

— Машка, ты меня изумляешь! — сказала черненькая. — Тебя пригласили на день рождения в культурную семью! А ты принесешь Петухова! За восемь копеек!

Книжечка шмякнулась обратно на прилавок. А стоявший за колонной Алексей Петухов, жалко улыбаясь, отвел глаза в сторону.

3

Сережа, Вера и Павлик шли мимо книжного магазина. Павлик, что-то заметив, прильнул к витринному стеклу.

— Ребята, кажется, мы прозевали историческое событие! У прилавка дежурит Петухов. Наверное, вышла его книжка!

— А зачем он дежурит? — спросил далекий от поэзии Сережка.

— Наблюдает за покупателями! Все авторы бегают смотреть, как продается их сочинение!

— Прославится теперь, — сказала Вера. — Нос задерет. Давай те зайдем, поздравим его. И купим по книжечке.

— Не надо, — сказал Павлик. — Мы не те покупатели, которых он ждет.

— А других-то я не замечаю, — сказала Вера, тоже наклонившись к витрине.

— Да, желающих маловато.

— Поэзия затоварилась, — сказал Сережка. — Нет спроса. Зато самих поэтов развелось тьма-тьмущая.

— Что за выражение?! — сказал Павлик. — Поэты не разводятся. Их рождает время.

— Во-во, — подтвердил Сережка. — Их не сеют, не выращивают. Они сами произрастают.

— Без намеков! — сказал Павлик.

Вера посмеялась, спросила:

— Как думаете — у нашего Петухова настоящий талант?

— Талант — категория неопределенная, — сказал Сережка.

— Почему это? — возразил Павлик. — Определить очень просто. Талант — это подаренные природой дополнительные возможности. Одного человека бог наделяет лопатой. Другого — землечерпалкой. Третьего — шагающим экскаватором. Я привожу близкий тебе пример. Чтоб ты понял.

— А чем бог наградил Петухова? — спросила Вера.

— Затмением в голове, — сказал Сережка. — Имеет такую профессию, такие руки — и тратит время на ерунду. Вкалывал бы как следует — тогда про него бы стишки сочиняли. Я предпочитаю не воспевать, а быть воспетым.

— Всех сразил наповал! — сказал Павлик. — А не боишься, что будет отражен твой мыслительный уровень?

— Хватит вам! — приказала Вера. — Надоели.

Напротив книжного магазина был подземный переход. В его тоннеле, освещенном неоновыми трубками, шла бойкая торговля. Пожалуй, более успешная, чем в магазине. Тут громыхали мокрыми ведрами цветочницы, вертелся лотерейный барабан. Дяденька с тугими щеками продавал пирожки, испускавшие последний пар. Подошел к лотку Николай Николаевич, держа под мышкою связку книг. Приобрел за десять копеек пирожок, стал его кушать. А чтобы этот процесс зря не отнимал его времени, Николай Николаевич раскрыл один из купленных сборников — и углубился в чтение.

Николаю Николаевичу совсем не мешала толчея. Он не замечал прохожих, не слышал криков еще одного продавца.

А этот продавец — парень в лоснистом, как голенище, кожаном пиджаке — орал на весь подземный переход: «… Соблюдайте современную диету!! Вот книга, пока единственная!!! Научно обоснованный режим питания, последние экземпляры!!!».

Полезная книга шла нарасхват.

— Петуховские стихи так не рекламируют… — задумчиво сказала Вера.

— Ну и что? — спросил Сережка. — Население без его стихов как-нибудь проживет. А без правильного питания можно коньки отбросить.

— Нет, все-таки несправедливо, — сказала Вера.

— Что предлагаешь? Перевернуть эти лотки?

— Мы сделаем иначе, — сказала Вера.

4

Заведующая задерживалась, и Петухов изнывал, прячась за колонной. Торчать здесь было так же приятно, как у позорного столба.

Но неожиданно в магазине стало шумно и суетно. В отдел поэзии вытянулась очередь. Невесть откуда принесло толпу девчонок; они осадили прилавок, выхватывая друг у друга сборник «Ступеньки». Вслед за девчонками явились какие-то дворовые хоккеисты с побитыми клюшками, паренек в драной шапке, надетой задом наперед. И все требовали «Ступеньки».

Очередь привлекала внимание. Действовала магнетически. К ней потянулись люди из соседних отделов, а затем и уличные прохожие. Начинался странный ажиотаж.

Петухов готов был поверить, что это ему мерещится. Что все это — наваждение, мистика… И вдруг сквозь витринное стекло он увидел Веру. Она — с торжествующей ухмылкой — появилась на миг и исчезла, как чертик в шкатулке.

Застонав, Петухов ринулся к дверям, но оттуда напирала новая толпа. Мимо пронеслись две старшеклассницы, блистая очками; черненькая кричала:

— Машка, становись скорей, кулема!..

— А кого?! Кого выбросили?!

— Занимай в кассу!..

Петухов кое-как пробился к прилавку, крикнул продавщице:

— Не продавайте им, девушка!..

— Не имею права!! Я обязана продавать!

— Вставайте в очередь!.. — кричали на Петухова со всех сторон. — Граждане, не пропускайте его! Куда он лезет?!

Будто ошпаренный, выбрался Петухов из очереди, очутился на улице. Глаза у него щипало, рот — наискось, как от зубной боли.