Ребята с нашего двора - [45]

Митенька, уцепившись за ржавый прут, тянулся к мячику. Мячик застрял в желобе, и никак не удавалось маленькой пятерней поддеть за скользкий нейлоновый бок.

— Митя! — беззаботным тоном окликнула Вера. — Брось ты его!.. Хочешь, я приду и вытащу?

Надо было заставить Митеньку отойти от обреза крыши.

Пока Митеньке везло. Он еще не понял, не осознал опасности. Он не успел еще вниз посмотреть…

— Митя, оставь его там!

Выпятив губы, Митенька изо всех сил тянулся к мячу. Пальцы скребли по нейлону.

Качнувшись, мяч перевалился через бортик и полетел вниз.

Крутясь, уменьшаясь с неожиданной быстротой, превращаясь в розовую точку, он падал все ниже и ниже — туда, в глубокое ущелье переулка, наискось поделенного светом и тенью, туда, где полз по узенькой мостовой автобус, похожий на спичечный коробок, и где суетились человечки, этакие булавочные головки на тоненьких ножках…

Митенька нагнулся, следя за падавшим мячом. И увидел всю глубину, всю жуткую пропасть под собой.

Даже Вера заметила, как напряглась и побелела Митенькина рука, державшаяся за прут. Митенька оцепенел. Он не мог шевельнуться, но все смотрел вниз — в гулкую эту пропасть.

Вера вспрыгнула на подоконник. Еще раньше она увидела, что по стене — через весь фасад — тянется неширокий, местами облупившийся карнизик.

По нему можно добраться до соседней крыши.

Вера не думала, насколько это страшно. Она не знала, сумеет ли вообще пройти по этой узкой полосочке, где и ступня-то не помещалась целиком.

Нельзя было раздумывать про это.

Держась за оконную раму, Вера сползла на карниз. Кое-как выпрямилась. Отпустила раму и сделала первый неуверенный шаг…

Спиной она чувствовала штукатурку стены, неожиданно холодную, совсем не нагревшуюся от осеннего солнца; песчинки скрипели под подошвами. Щелкнув крыльями, сорвался с карниза голубь, и Вера едва удержалась, чтоб не проводить его взглядом…

6

Сережка ссыпался вниз по лестнице и лишь во дворе сообразил, что забыл надеть рубаху. Но возвращаться было некогда. Пришлось выставить синяки на обозрение всему двору.

И пришлось сбросить скорость возле скамеек, где сидели умиротворенные мамаши с колясками. Паника сейчас не нужна.

Ощущая каждый свой синяк вообще чувствуя себя, как под перекрестным огнем, Сережка проплыл мимо скамеек с ленивым выражением на лице.

— Дворничиху не видели? — спросил он Николая Николаевича.

Тому, вероятно, до смерти хотелось поговорить. Поделиться мыслями, навеянными столь замечательной погодой. Близоруко прищурясь, Николай Николаевич осмотрел Сережкин торс.

— Когда-то и я увлекался физической культурой… — сообщил он. — Тоже получал синяки. Это ничего… Сейчас, правда, некоторая вольность в одежде не позволяет их скрыть… Х-гм. Предпочитаете бокс или французскую борьбу?

— Самбо, — сказал Сережка. — Где дворничиха, Николай Николаич?

— Я ее в магазин отправил. Самбо? Ага, вспоминаю… В мое время это называлось джю-джицу.

— Джиу-джитсу — это другое. Она скоро придет?

— Это не другое. По тогдашней транскрипции следовало писать «джю-джи-цу»… Затем появился термин «дзю-до». Отлично помню, как я осваивал эту… х-гм… науку по самоучителю. Прежде были многочисленные самоучители! А дворничиха, я полагаю, вернется еще не скоро.

— Это точно?

— Я попросил ее сдать стеклотару. Знаете, не могу взять в толк, почему это — неразрешимая проблема. Колоссальнейшие очереди во всех приемных пунктах!

— Спрос превышает предложение! — наобум ляпнул Сережка, отступая от скамейки. Стеклотара была сейчас далека от Сережкиных интересов.

— М-да? — сказал Николай Николаевич. — Тонкое наблюдение. Х-гм… Знаете, синяки синяками, а я все-таки сторонник гармонического развития личности. Грустно, когда превалирует что-то одно. Бицепс, например.

Только этого комплимента и не хватало Сережке.

— Я не думал над этой проблемой, — сказал он. — Но я обещаю подумать, Николай Николаич.

Скрывшись за кустами, Сережка набрал скорость, близкую к рекордной. Через минуту он был у себя в квартире, где запасся связкой ключей и туристским топориком. А еще через минуту, злой и запыхавшийся, Сережка возник перед чердачной дверью.

Замок на ней был внушителен. Кажется, во времена Николая Николаевича такие замки прозывались «амбарными».

Сережка глядел на замок и молил бога, чтобы сейчас бицепсы не подвели. Пусть они в этот момент превалируют. Ни один ключ не подходит, шарахнуть по замку топором нельзя — жильцы сбегутся. Вся надежда на бицепсы.

Действуя топориком как рычагом, он стал выдергивать замок. Чертов механизм артачился. Недаром говорят, что прежде кое-какие товары были лучшего качества…

— Не лает, не кусает и в дом не пускает… шипел Сережка, налегая на топор.

Сломался не замок, а петля. Современная петля. Хвала некачественным товарам! Сережка выдохнул со свистом, потянул на себя дверь.

Она не открылась.

Сережка рвал за ручку, дергал в бессмысленной ярости, пока не понял, что дверь заперта еще на второй замок. Внутренний.

Странно, что дверь не загорелась под Сережкиным взглядом. Он опять вытащил связку ключей и, смиряя дрожь в пальцах, принялся отыскивать подходящий.

Наконец один из ключей повернулся в скважине. И дверь, гнусаво заскулив, отворилась сама собой.