Ребро жестокости - [32]

Что ни говори, а, несмотря на все неприятности последнего времени, жизнь у Янины сложилась намного лучше. Она с трудом оторвалась от фотографии своей волейбольной команды, на которой уже играли зайчики утренних калифорнийских лучей и пошла делать себе кофе. Нил исчез среди ночи, словно бы его ветром сдуло. В течение прошедших двух недель, он повадился приходить к Янине домой в любое время, открывая двери собственным электронным ключом. Вчера он заявился прямиком с какого-то официального торжества при полном параде и вдрызг пьяный. Он даже не приставал к ней, просто рухнул в их с Джеком кровать, разбросав вещи по полу, и захрапел. В целом у Янины начинало складываться неприятное чувство, что незримая власть над юной женой подчинённого была важнее для Нила, чем секс. По некоторым из его вскользь обронённых фраз она догадалась, что Нил установил за ней слежку с самого момента их знакомства с Джеком, когда тот впервые отправился в Клуж, взяв отпуск за свой счёт. Было в этом Ниле что-то от больного на всю голову психопата.

2.

Пако лениво кружил по улицам Хуареса на своём роскошном «понтиаке», праздно рассматривая нехитрые окрестные здания, скудные витрины и невзрачных прохожих. Он притормозил на тенистой улочке у подножия невысоких бурых холмов с ошмётками субтропической растительности, напротив спортивного клуба «Сан-Мигель». Джек Морган, неспешно следовавший за машиной подозреваемого, остановился на противоположной стороне улицы, метрах в пятидесяти. С улицы видны были теннисные корты, и Пако даже казалось, что сквозь сетку-рабицу он различает ладную фигурку Марьяхи в белом платьице и солнцезащитном козырьке, резво отрабатывавшей форхенды с напарницей. Было жарко, хотелось пить. Выйдя из машины, он направился к небольшому открытому бару, с парой столиков под обтёрханными зонтиками на площадке, чтобы промочить горло.

– Эй, парень, иди-ка сюда, – окликнул его кто-то негромко.

Пако оглянулся. На скамеечке у мшистой каменной стены, украшенной декоративными цветочными горшками, сидело двое мужчин: тощий доходяга в безразмерной баскетбольной майке, висевшей на нём мешком, как балахон, и угрюмый верзила в красной бандане и испачканном мазутом комбинезоне, мрачно пялившийся на Пако исподлобья. Подзывал его худой.

– Сам подойди, – сухо буркнул Пако, и добавил, чуть более примирительным тоном. – Тебе же надо.

Доходяга повернулся к своему товарищу и покачал головой, словно бы не веря собственным ушам. Тем не менее, он медленно поднялся, засунул руки в карманы широких штанов и медленно направился к Пако вертлявой походочкой, мелко, по блатному, поводя головой из стороны в сторону в такт шажкам. Приблизившись вплотную, он сплюнул сквозь зубы на землю и хрипло сказал, дохнув в лицо дешёвым табаком:

– Слышь, купи мне чего-нибудь попить, а то…

– А то? – резко уточнил Пако.

– А то вон тот мой друг, видишь его? Так вот, он бьёт сильно и больно.

Пако усмехнулся и пожал плечами. Потом, нехотя, сделал приглашающий жест в сторону бара.

– Чего сеньор изволит?

– «Модело», чёрного. Литрушник.

Довольный первым успехом, он обернулся и по-заговорщицки подмигнул своему приятелю. Верзила кивнул, расслабленно откинулся на спинку скамьи и закурил. Пако, внимательно наблюдая краем глаза за их немым диалогом, подошёл к барной стойке и, отсчитав нужную сумму, швырнул на прилавок горсть песо.

– Пива, пожалуйста. Одну маленькую «Корону» и одного «кита», чёрное «Модело».

– Как угодно сеньору.

Немолодой бармен, поминутно протиравший прилавок тряпочкой и отгонявший назойливых мух, достал из холодильника две бутылки пива и поставил их на стойку. Пако обернулся к своему новому «другу» и сделал нетерпеливый вопросительный жест рукой, словно бы говоря ему: «ты же не думаешь, что я ещё и за официанта тут буду тебя обслуживать?». Тот с вальяжной ленцой двинулся к бару, легко протиснувшись между двух пустующих столиков из искусственного камня. Как только он приблизился, Пако уже долго не думал. Схватив полную бутылку за горлышко, он со всего размаха буквально впечатал её в лицо доходяги. Раздался такой звук, что окружающим на мгновение показалось, будто Пако треснул молотком по авоське с куриными яйцами со всей дури. Парень, мгновенно усыплённый болевым шоком, рухнул на землю с покорёженным лицом, как подкошенный, обливаясь кровью. Разъярённый Пако вдребезги разбил бутылку о край ближайшего корианового стола и ринулся было к скамейке под стенкой, но тот верзила в красном платке уже улепётывал по тротуару, тяжело пыхтя и отдуваясь, вдоль домов в сторону холма.

– Сеньор, сеньор, – выросший словно из–под земли бармен почтительно, но настойчиво теребил Пако за рукав. – Прошу вас, сеньор, уходите отсюда, пожалуйста. Всё это очень плохо кончится. Вы ведь даже не знаете, с кем связались. Это же «Индейцы»!

Пако, стряхнув с себя первую волну припадка ярости, лишь презрительно плюнул на асфальт и нарочито неторопливо побрёл к своей машине. «Понтиак» вызывающе взревел и, развернувшись, оскорблённо покинул негостеприимную улицу.

Джек не спешил вновь сесть ему на хвост, потому что редактировал черновик электронного сообщения Нилу. Вся эта слежка уже казалась ему пустой тратой времени, он настаивал на этом в своём письме. Гутьерес вёл себя как обычный уголовник, скрывающийся от правосудия за южной границей. Джек был так поглощён своим делом, что не сразу заметил, как из высохшей рощицы, покрывающей склон холма за домами, на улицу выплёскивается возбуждённый людской поток. В этой толпе, состоявшей преимущественно из молодых мужчин, исподволь окружавшей уличный бар, повсюду мельтешила красная ткань – головные уборы, футболки, кроссовки. Когда они, не дозвавшись хозяина бара, начали крушить витрину, Джек на всякий случай завёл двигатель, и тем самым нечаянно привлёк к себе их внимание. Несколько человек тут же отделилось от толпы и решительно направилось к его машине, и не думая скрывать своих агрессивных намерений. Тогда вместо того, чтобы как следует развернуться, Джек переключился на задний ход и вдавил педаль в пол. Люди в красном побежали прямо на него, теперь он отчётливо видел дубинки и мачете в их руках. Они что-то орали на испанском, но он различал только часто повторявшееся слово «путо, путо»