Ребекка с фермы Солнечный Ручей - [60]

Весь гнев исчез с лица Ребекки, она перестала плакать и сказала с раскаянием:

— О, бедная, милая тетя Миранда! Меня теперь ничуточки не обижает, что она говорит. Она попросила меня приготовить ей молочный гренок, а я боялась ей его нести, но теперь все по-другому. Не тревожьтесь прежде времени, тетя Джейн, может быть, все еще не так плохо, как вы думаете.

Поэтому, когда чуть позже она принесла гренок тете Миранде, он лежал в лучшей фарфоровой миске с золотым ободком, поставленной на поднос. Поднос был накрыт красивой, отделанной бахромой салфеточкой, а поперек солонки лежала веточка герани.

— Вот, тетя Миранда, — сказала она весело, — я надеюсь, вы причмокнете и скажете, что вышло хорошо. Это не рэндловский, а сойеровский молочный гренок.

— Ты уже перепробовала на мне все разновидности, — ответила Миранда. — Этот действительно неплох на вкус, но я не хотела бы, чтобы ты обрывала попусту эту красивую герань.

— Нельзя сказать, что это было зря, — заметила Ребекка философски. — Может быть, эта герань давно надеялась, что сможет украсить чей-нибудь ужин, так что не разочаровывайте ее, делая вид, будто ее присутствие вам не нравится. Я видела, как герани плачут — каждый день рано утром.

Таинственные «другие неприятности», о которых упомянула Джейн, были весьма существенными, но держались в глубоком секрете. Две с половиной тысячи долларов из маленького состояния девочек Сойер были вложены в дело друга их отца и приносили сотню долларов ежегодного дохода. Около пяти лет назад этот друг семьи умер, но дело перешло к его сыну, и все было как прежде. Но совершенно неожиданно было получено письмо, извещавшее о том, что компания обанкротилась, дело ликвидировано, и деньги девочек Сойер пропали, так же как и все остальное, чем располагала компания. Потеря сотни долларов в год — мелочь, но для двух пожилых женщин это означав ощутимый переход от комфорта к отказу себе во многом. Их образ жизни отличался таким благоразумием и суровостью к себе, что навести более значительную экономию в их маленьком хозяйстве было трудно, и удар обрушился тогда, когда был особенно чувствителен, так как плату за обучение и проживание Ребекки в пансионе, как бы она ни была мала, необходимо было вносить быстро и наличными.

— Сможем ли мы вообще продолжать платить за ее учебу? Не придется ли нам отказаться от этого и объяснить ей почему? — со слезами спрашивала Джейн старшую сестру.

— Раз уж взялись за дело, надо довести его до конца, — отвечала Миранда самым мрачным тоном. — Мы забрали ее у матери и предложили ей образование. Мы должны сдержать слово. Она, на мой взгляд, единственная надежда Орилии в предстоящие годы. Жених Ханны занимает все ее время и мысли, а когда она выйдет замуж, ей и совсем до матери дела не будет. Джон вместо того, чтобы работать на ферме, метит в доктора — как будто люди еще не сделались достаточно нездоровыми в наши дни и нужно все больше молодых докторов, чтобы помогать им отправляться в могилу. Нет, Джейн, будем экономить на всем, отказывать себе во всем, постараемся придумать, как прожить на наши доходы, — но от своих принципов не откажемся, что бы ни случилось.

«Отказаться от принципов» было, по мнению в высшей степени бережливых женщин Новой Англии, грехом, уступающим по тяжести только поджогу, краже и убийству; и хотя это правило иногда уводило их слишком далеко от здравого смысла — как в этом случае, когда две шестидесятилетние женщины вполне могли взять кое-что из своих небольших сбережений на текущие нужды, — это без сомнения приносило обществу больше пользы, чем вреда.

Ребекка, которая ничего не знала о денежных делах теток, просто видела, что те становятся все более и более экономными, урезая расходы тут и там, неумолимо отказываясь от того и другого. Стали покупать меньше мяса и рыбы; женщину, приходившую в последнее время два раза в неделю, чтобы стирать, гладить и мыть полы, пришлось рассчитать; прошлогодние шляпки чистили и отделывали по-новому; не было ни поездок в Модерейшен, ни путешествий в Портленд. Экономия была доведена до крайности, но хотя быть более мрачной и бескомпромиссной в манерах и речах, чем Миранда, казалось невозможным, она по крайней мере никогда не упрекала племянницу за то, что та стала для них обузой. Так что неудачи Сойеров коснулись Ребекки только таким образом, что она носила свои старые платья, шляпки и жакеты без какой-либо видимой надежды на перемену.

Никто, однако, не скрывал положения дел на ферме у Солнечного Ручья, где главы отдельных несчастных случаев разворачивались в нечто похожее на периодическое издание, выходящее круглый год. Картофель не уродился, о яблоках тоже нечего было и говорить, сено оказалось бедным, у Орилии были приступы головокружения, Марк сломал лодыжку. Это был уже четвертый его проступок такого рода, и Миранда поинтересовалась, сколько всего костей в теле человека, «чтобы знать, когда Марк кончит их ломать». Срок уплаты процентов по закладной — этому кошмару, отравлявшему всю радость в доме Рэндлов, — пришел и прошел, и в первый раз за четырнадцать лет не было никакой возможности внести требуемые сорок восемь долларов. Единственным светлым пятном на горизонте была помолвка Ханны с Уиллом Мелвиллом, молодым соседом-фермером, который имел хороший дом и который был один как перст и сам себе голова. Ханна была так захвачена своими собственными неожиданно радужными надеждами, что совсем не думала о тревогах матери, ибо есть натуры, которые цветут среди превратностей судьбы и портятся, едва начав преуспевать. Неделю она гостила в кирпичном доме, и впечатление, сложившееся у Миранды и поведанное по секрету Джейн, заключалось в том, что Ханна скупая и к тому же явная эгоистка и что как только она вскарабкается повыше по лестнице успеха, так сразу и навсегда эту лестницу за собой отшвырнет — это ясно как день, ведь когда ее осторожно спросили, сможет ли она помогать в будущем младшим детям, она сказала, что, по ее мнению, свою долю работы уже сделала и не хочет обременять Уилла своими бедными родственниками.