Ребекка с фермы Солнечный Ручей - [45]

Им тьму неведенья рассей,

И пусть на свет прекрасный твой

Летят, как стаи голубей,

Что дом завидели родной.

— Есть здесь кто-нибудь, кто может нам аккомпанировать? — спросил мистер Берч неожиданно.

Все переглядывались, но никто не двигался с места. Вдруг из дальнего угла послышался голос, сказавший просто:

— Ребекка, а может, ты?

Это был голос миссис Кобб. Ребекка могла бы сыграть Мендона с закрытыми глазами, поэтому она подошла к мелодиону и сделала это без всяких затруднений, так как в отсутствие членов семьи некому было привести ее в смущение.

Последовавшая проповедь ничем не отличалась от обычно произносимых в подобных случаях. Мистер Берч обратился со страстным призывом к распространению Евангелия и прибавил к этому свои настоятельные просьбы, чтобы все, кто не может лично посетить людей, блуждающих во тьме, сделали щедрый вклад в поддержку тех, кто может. Но мистер Берч не ограничился этим. Он был красноречивым и искренним оратором и умело вплел в свое обращение к прихожанам рассказы о чужой стране — об обычаях и нравах, о языке и воззрениях ее жителей и даже дал слушателям некоторое представление о повседневной жизни своей собственной семьи, о заботах и трудах своей верной помощницы и их детей, рожденных под небесами Сирии.

Ребекка слушала как завороженная, — ей подарили ключ от другого мира. Риверборо поблекло; комната воскресной школы, красная клетчатая шаль миссис Робинсон, парик дьякона Милликена, криво надетый, голые скамьи, потрепанные книжки с псалмами, висящие на стенах тексты из Библии и карты — все это исчезло, и она видела голубое небо и ярко горящие звезды, белые тюрбаны и пестрые одежды. Мистер Берч не говорил этого, но, вероятно, там были мечети и минареты и финиковые пальмы. Какие истории, должно быть, известны им, этим детям, рожденным под небесами Сирии! Затем ее попросили сыграть «Вся земля да поклонится Иисусу».

Ящик для пожертвований пошел по рядам, а мистер Берч читал в это время молитву. Произнеся последние слова и открыв глаза, он взглянул на горстку людей, на набросанные в ящик центы и десятицентовики и подумал, что его миссия — не только собирать средства для церкви, но и поддерживать в жителях всех этих отдаленных, заброшенных городков и деревень ту любовь к общему делу, которая будет единственной надеждой этой церкви в предстоящие годы.

— Если кто-нибудь из сестер согласится принять нас в своем доме, — сказал он, — мы с миссис Берч останемся с вами на этот вечер и весь завтрашний день. В этом случае мы могли бы устроить большое неофициальное собрание. Моя жена и кто-нибудь из детей надели бы национальные сирийские костюмы, мы показали бы образцы сирийской ручной работы, познакомили бы вас с нашими методами обучения детей. Такие собрания, где можно задавать вопросы и свободно разговаривать, часто помогают заинтересовать тех, кто обычно не посещает формальные церковные службы. Так что, повторяю, если кто-либо из прихожан желает этого и предложит свое гостеприимство, мы охотно останемся и расскажем вам больше о трудах во славу Божию в далеких странах.

Тишина опустилась на маленькое собрание. У каждой присутствующей «сестры» была какая-нибудь уважительная причина, по которой она была несклонна принять гостей. У одних не было свободной комнаты, у других в кладовой было меньше запасов, чем обычно, у некоторых были больные в семье, некоторые были «неподходящим образом соединены узами брака с неверующими», не любившими заезжих священников. Худые пальцы миссис Берч нервно теребили складку на черном шелке. «Неужели никто не заговорит?» — подумала Ребекка, сердце ее трепетало от сочувствия. Миссис Робинсон склонилась к ее уху и шепнула значительно:

— В прежнее время миссионеров всегда принимали в кирпичном доме. Когда был жив твой дедушка, он не допускал, чтобы они ночевали в другом месте.

Говоря это, миссис Робинсон желала лишь осудить мисс Миранду за ее скупость, хорошо помня о том, что в кирпичном доме круглый год закрыты четыре комнаты для гостей. Однако Ребекка решила, что ей был дан совет. Если такова была традиция, вероятно, ее тетки захотели бы, чтобы она поддержала ее; зачем же еще представляет она здесь семью? И вот, обрадованная тем, что путь долга ведет в таком приятном направлении, она поднялась со своего места и чарующим голосом, с присущей ей необычной манерой говорить, которая так отличала ее от всех остальных детей в Риверборо, произнесла:

— Мои тети, мисс Миранда и мисс Джейн Сойер, будут очень рады, если вы остановитесь у них в кирпичном доме, как это всегда делали приезжие священники, когда был жив мой дедушка. Они просили меня передать вам привет и засвидетельствовать их почтение.

Слово «привет» было произнесено таким тоном, словно оно означало нечто не менее внушительное, чем конная статуя или статус вольного города, и тетки содрогнулись бы, если бы предвидели, как именно он будет передан. Прозвучавшее приглашение произвело огромное впечатление на присутствующих, которые вывели из него заключение, что Миранда Сойер, должно быть, начала необычно быстро продвигаться к небесной обители, — что же кроме этого могла означать столь внезапная перемена во взглядах?